— Только попробуйте, — раздался за занавеской смех Капитолины. — Мы ужо вас этутка приголубим. Своих не узнаете.
— Мы девушки скромные, по ночам гостей не принимаем, — поддакнула ей Луиза.
Но между слов я прочёл совсем иное, как раз-таки совершенно противоположное, но это касалось лишь одного меня. Поэтому голос Луизы повлиял на меня, как кислота на лакмусовую бумагу.
У меня загорелись уши.
Степан вновь толкнул меня в плечо и выразительно щёлкнул по горлу общеизвестным жестом. Будучи под воздействием прелестного голоска Луизы, я утвердительно мотнул головой. Молодая душа жаждала подвигов.
Едва мы поднесли к губам налитый Степаном спирт, как занавеска решительно распахнулась и раздался негодующий голос Катерины: — Ах вы, анчихристы! Ах вы, вражье племя! Эвто вы ж у меня умыкнули? Ну, погодь, Стёпа, я тебе припомню!
Мы торопливо усугубили свою вину, опрокинув содержимое кружек, и засунули в рот сахар. Катерина хлестанула зажатой в руке юбкой по чубатой голове казака, затем, наклонившись, вырвала у него из рук стеклянную баклажку.
Степан, воспользовавшись моментом, обхватил Катерину за талию и впился своими губами в губы девушки. Поцелуй был долгим. Катерина для приличия посопротивлялась, а затем сникла.
— А теперь хучь убей, — отстраняясь, усмехнулся Степан.
— А ну спать, — торопливо выкрикнула девушка и шмыгнула за занавесь.
Степан откинулся на спину и закинул руки за голову.
— А вкусно, как монпансье, — довольно проурчал он.
— Ну, погодь, чёрт чубатый, — донеслось с девичьей половины, — ажбы цаловаться научился. А то обмуслявил всю, словно телушка.
— Дак вот и поучила бы, — невозмутимо отозвался Степан. — Надсмехаться-то все горазды.
На сопредельной территории раздалось весёлое шушуканье, которое периодически сопровождалось взрывами смеха. От выпитого спирта и усталости голова моя приятно кружилась, а глаза предательски слипались. После недолгой борьбы с самим собой и сном я отключился.
Проснулся я почувствовав кого-то постороннего рядом с собой. Сердце гулко забухало, а к лицу прилила кровь. Я уже знал, кто этот посторонний. Вернее, посторонняя. Я притянул склонённую надо мной голову и приник к её губам. Девушка испуганно охнула, но негромко, чтобы не разбудить остальных. Мы чуть не задохнулись — таким продолжительным и сладким оказался первый поцелуй.
Превозмогая лёгкое сопротивление, я уложил девушку рядом с собой и накрыл одеялом. Луиза доверчиво прижалась ко мне и прошептала: — Любый мой, я сама пришла. Но прошу тебя, не обижай меня. Я ещё не готова.
И столько в её голосе было искренности и детской непосредственности, что у меня засвербело в горле. Я стал совершенно ручным. Теперь она могла вить из меня верёвки. Каким-то своим женским чутьём она это поняла и удовлетворённо улыбнулась.