— А нечего больше рассказывать, — ответил тот. — Дождавшись, когда с Амура сойдёт лёд, Хабаров со своими другами отправился назад, вверх по Амуру. Меж набранных охочих людишек начались смуты. Ватажники, недовольные полученной корыстью, зачали бунтовать супротив Ерофея Павловича. В междоусобицах минул ещё один год. А когда на следующий год Хабаров вернулся в Якутск, то по наветным письмам был взят под стражу и в железах отправлен в Москву.
После степанова рассказа наступила тишина, нарушаемая лишь плеском волн да криком неугомонных чаек. Дело было к закату, и следовало определяться на ночлег.
Глава 18
Из огня да в полымя
Ночью, сидя у костра, я думал о превратностях людских судеб. О том, как тесно переплетаются они с делами государственными. Взять, например, Хабарова. Человек шёл в неизведанные просторы и рисковал своей шкурой ради того, чтобы заработать денег и обеспечить себе достойное существование. Но наряду с этим завоевал для России новые земли. А в какой-то момент Хабаров перепутал свой карман с государевым и за это поплатился. Но в памяти людской он останется не корыстным стяжателем, а героем-первопроходцем. Его именем назовут населённый пункт, которому впоследствии суждено стать прекрасным городом — столицей Дальнего Востока.
Как-никак, а личное всегда будет накладываться на общественное. Такова природа человека. И что бы ни говорили о бескорыстном служении кому бы то ни было, за этими словами — откровенная ложь. Так говорят те демагоги, которым не хочется воздать людям должное за их труды.
Отвлёкшись от размышлений, я подбросил в огонь дров. Костёр радостно затрещал, выхватив из тьмы наши палатки. В круге огня оказался и бодрствующий на часах Алонка. Через полчаса я должен был его сменить. Заранее меня подняла какая-то неясная тревога, а ложиться вновь не было никакого смысла, только ещё больше спать захочется.
— Однако поспал бы мало-мало. Алонка разбудит, — произнёс мангрен, задумчиво глядя в костёр.
— Да нет, брат, уже посижу здесь, а ты можешь идти ложиться, — ответил я ему.
— Алонка свой время знает. Алонка спать нельзя, когда за него другой караул стоит, — гордо возразил мангрен.
«Гордый индеец, — улыбнулся я, глядя на его бронзовый в свете костра профиль. — Пойти по берегу прогуляться, что ли?
И оставшееся время убью, и взбодрюсь. Благо луна полная, можно пройтись не спотыкаясь о каждый валун».
Я поднялся и с удовольствием, до хруста в суставах, потянулся.
— Пойду развеюсь, — пояснил я, увидев вопрошающий взгляд мангрена.
Тот понятливо кивнул головой, а я, поправив за поясом револьвер и закинув на плечо винтовку, не спеша направился вдоль Амура. Выйдя из света костра, я, на несколько секунд, ослеп, но постепенно всё прояснилось, и стали неплохо различаться смутные очертания ночного пейзажа. Свежий ветерок отгонял в лес надоедливых комаров и прочий таёжный гнус, который делает невыносимой походную жизнь.