Эстеларго удивился. Зрачки в глубине его васильковых глаз дрогнули.
— Я хочу посмотреть.
— Нельзя, — помотал головой Эстель. — Пока что — нельзя. Но скоро…
Он запнулся, почесал ухо — длинное, заостренное, как у эльфа.
— Как вы мне надоели, — нахмурился младший брат. — Постоянно повторяете, мол, скоро ты пойдешь с нами. А на деле что? Я сижу тут, охраняю ярус и переписываю старые песни.
— Прости. От меня ничего не зависит.
— От меня тоже, — со вздохом признал Эстеларго. — Я начинаю жалеть, что господин Амо нас принял. С графом Шэтуалем было бы намного проще. Бери да режь мясо, а потом собирай из него чудищ. Это гораздо приятнее, чем бегать по живому миру.
— Ты прав, — улыбнулся Эстель.
Братьев радовало лишь одно — события исчерпывались. Еще несколько фрагментов. Несколько строк, и можно будет отдохнуть, навестить друзей, прогуляться по родному ярусу…
Они еще долго сидели вместе. Обменивались короткими фразами, делились планами. Но к утру, когда солнце Врат Верности приготовилось вползать на небо, лекарь покинул свое логово. Проводил брата по узкому коридору, пожелал беречь себя и исчез, растворившись в тени.
Мгновение удушья и холода. Подошвы сапог касаются мостовой. Рядом высится памятник принцу Теалу. На его бронзовых волосах белеет снежная шапка, а из рукояти поднятого меча растет сосулька.
Эстель фыркнул, развернулся и пошел к городской стене. Там будет удобно работать — особенно если стража бдит в том же духе, что и всегда.
Он не ошибся. Сонная смена сидела в караулке — четыре человека, один пьян, один замерз до полусмерти. Инкуб оставил на пороге золотую монету — плату за разнос, ожидающий ребят в будущем. Быстро обошел постройку и, воровато пригнувшись, побежал наверх по выбитой в камне лестнице. Ноги скользили, перила обжигали ладони холодом. Эстель страдальчески морщился, но терпел.
— Чертова зима, — бурчал он. — Ненавижу зиму.
На верхушке стены, у острых стальных зубцов по внешнему краю, стоял еще один стражник. Он уловил движение, начал оборачиваться, но инкуб оказался быстрее. Выхватил из ножен на поясе стилет, вогнал его человеку в горло. Сбросил тело по ту сторону, на пустошь — раздался влажный хруст, едва слышный и не способный привлечь чужое внимание.
Прятать оружие Эстель не стал. Покачиваясь, добрался до угла, где дома внизу утопали в густом мраке, и присел на корточки. Перехватил стилет пальцами, как перо, и вывел в камне сложный рисунок — восемь витков, одиннадцать искр, схематическое солнце и купол. Встал, критически осмотрел свое творение и пошел дальше, насвистывая под нос.