Земля стала полом, пол расползся ради появления стен. Альтвиг ощутил тепло длинной рукояти, сжимаемой десятью — десятью! — пальцами. Неторопливо подняв глаза и наслаждаясь каждым моментом, он сообразил, что держит биденхандер — тяжелый двуручный меч, популярный среди наемников Хасатинии. На лезвии осталась чья-то тошнотворно грязная кровь.
Инквизитор огляделся. В дальнем конце образовавшегося коридора застыли люди — усатые, злые и уставшие. Они выставили перед собой щиты и копья, явно надеясь, что противник сам решит на них напороться. Сон то и дело шел рябью, расплывался и менял одни образы на другие. После очередного размытого пятна Альтвиг обнаружил себя стоящим среди трупов, с гордо поднятым оружием. Грубый чужой голос вырвался из горла, приказал отправляться добивать раненых. Мимо пронеслись воины, закованные в стальные панцири с шипами на плечах и спине.
Потом была комната, квадратная и душная. Перепуганные женщины, молодые, но почти мертвые парни — у каждого повреждена если не грудная клетка, то брюшина или голова. Инквизитор подошел ближе, поднял меч, наткнулся взглядом на преисполненное боли и ненависти лицо… и проснулся, хватая ртом воздух.
Сон! Всего лишь сон. За окном по-прежнему темно, две луны раскинули сеть лучей над Малахитовыми Лесами. Чей-то нежный, смутно знакомый голос выводит песню: «Маленький мир в моем сердце лишен покоя, я вынужден молча спасать его и смотреть, как каждый рассвет превращается в поле боя, чтобы снова болью и страхом моим гореть».
Альтвиг облегченно вздохнул и обнял подушку.
Рассвет окрасил небо над Малахитовыми Лесами в мягкий розовый цвет.
Тинхарт смотрел на него из галереи в восточном крыле замка. Рядом стоял заспанный инквизитор — с таким обреченным выражением лица, будто его привели на плаху, а не встречу с неожиданным гостем.
— Меньше надо пить, — с укоризной произнес граф.
Альтвиг не ответил, но про себя согласился. Упрекал его Тинхарт зря: парень редко находил достойную компанию, а в одиночестве не хотелось даже эетолиты.
За двустворчатой дверью, расположенной в стене напротив окна, находились Ильтаэрноатиэль и отец Еннете. Последний пожелал увидеть своего воспитанника, но не предупредил, что сначала собирается завершить переговоры с Его Величеством.
— Как поживает ваш глаз, святой отец? — поинтересовался Тинхарт.
— Не знаю. — Инквизитор вдумчиво ощупал повязку и решил, что снимать ее еще рано. Оставленный еретичкой рубец не подавал признаков жизни, но мог неодобрительно отнестись к морозу и сквознякам, гуляющим по дому эльфийского короля.