— Черт тебя подери! — одновременно вырываясь вперед и вынуждая демона попятиться.
Эстель, не будь дурак, прыгнул на стол и швырнул в друзей целую стаю белых комков пламени. Инквизитор, перепугавшись, бросил все свои силы на защиту Рикартиата. Зажмурился и приготовился умереть, но… ничего не произошло.
Открыв глаза, он увидел сотканный из воды купол, нависший вверху и впереди. А еще — менестреля, чья сущность — пускай и светлая — выпустила на волю метку темного колдовства.
Пока Альтвиг и Мреть потрясенно пялились друг на друга, Эстель радостно хохотнул и сказал:
— Ну, своей цели я достиг. До свидания, ребята.
— Не могу поверить, — выдавил из себя инквизитор. — Ты — еретик?!
Альтвиг сидел за столом, хмуро разглядывая чистый свиток пергамента.
Обмакнув перо в чернильницу, он написал:
«Уважаемый отец Еннете! Исполняя ваш приказ, я столкнулся с большой проблемой. Господин Рикартиат, официальный наследник Ландары, обладает темным магическим даром. Добровольно признает, что является чернокнижником, и требует сжечь его на костре во славу Тринадцати Богов. Разобраться самостоятельно я не в силах, поэтому прошу вас о помощи.
P. S. Устранить господина Эстеля не удалось. Поскольку Рикартиат использовал дар во время боя, я впустую потратил драгоценное время, не желая верить в увиденное. Полагаю, сейчас инкуб находится на Нижних Землях и докладывает о своих наблюдениях владыке замка Энэтерье. Прошу прощения, что не оправдал возложенных на меня надежд».
Закончив, он протянул свиток менестрелю. Тот угрюмо изучил безупречный почерк, хмыкнул и произнес:
— Отлично. Отправляй.
Альтвиг откинулся на спинку стула, закрыл глаза и сделал медленный вдох. Он чувствовал себя сволочью. Обведенной вокруг пальца сволочью, не способной на решительные шаги. Сдать Мреть отцу Еннете — правильно. Еретикам не место в мире людей. Они хуже демонов, хуже нечисти, хуже лесных тварей. Но сейчас убедить себя в этом оказалось особенно сложно.
Рикартиат, бледный и дрожащий, как осиновый лист, не был похож на средоточие зла. Даже наделенный меткой, он оставался человеком, похоронившим Альтвига на границе сущего и перенесшим память о нем в песни. Инквизитор был обязан убить его. И не мог.
— Снова жар?
— Наверное.
Эмоции из голоса менестреля ушли. Глубокий, приятный, но пустой, он резал слух почище раскаленных ножей.
Инквизитор стукнул кулаком по столу, срывая злость. В этот момент он ненавидел себя так, как, кажется, никто другой не сумел бы. Отец Еннете, Улум, господин Арно… все те, кого он считал товарищами, отошли на задний план. Передний достался еретику, слабому, но спокойному. Готовому умереть, если Альтвиг, которого он ждал восемьдесят пять лет, решит, что это необходимо.