Особенно наглядно это проявилось при создании так называемой контрапрошной системы, то есть системы укреплений, вынесенных перед оборонительной линией.
– Кульбака, Бардош, Чумак, – вызвал к себе казаков-терцев командир. – Пойдете сегодня в боевое охранение.
– Есть, – ответили те.
– Зря головы не подставляйте, – напутствовал он.
Казаки прибыли на позицию. Секрет устроили в 50 саженях от передовой линии. Не успели они осмотреться и освоиться, как послышались винтовочные выстрелы. Пули чикали рядом, почти обдавая своим теплом казаков. Единственной надеждой на спасение было лечь на землю и найти укрытие.
Они залегли.
Но пули продолжали визжать рядом. И тогда Егор Кульбака, назначенный старшим, скомандовал:
– Окопаться!
Уже через полчаса каждый выкопал для себя небольшую ямку, прикрыв ее со стороны противника грудой камней. Спрятавшись в таком немудреном сооружении, казаки оказались в более менее защищенном укрытии. Они имели теперь возможность наблюдать за противником, иногда постреливать по его позициям, а сами оказывались неуязвимыми для вражеских пуль.
– Молодцы, терцы! Молодцы! – хвалили казаков моряки и солдаты, меняя их на позиции.
– Не застанет теперь нас француз в казачьей крепости, – шутили солдаты, слыша визг отлетающих от камней вражеских пуль.
Отсюда недалеко было и до мысли, а что, если таких завалов устраивать побольше да усиленно тревожить из них неприятеля ружейным огнем, не удастся ли таким образом если не приостановить, то хотя бы замедлить приближение его к оборонительной линии.
За проявленную смекалку казаки были поощрены начальством. А охотников теперь идти в завалы стало еще больше. Впереди оборонительной линии, в 75—100 саженях от вражеских параллелей и апрош, то есть как раз на таком расстоянии от них, на каком выстрелы гладкоствольных ружей были досягаемы, стало все больше и больше появляться небольших бугорков. Из-за них все чаще сыпались пули, не давая английским и французским солдатам вести вперед апроши, устраивать параллели, возводить батареи. Эта стрельба бесила неприятеля. Он обстреливал завалы из ружей, но толку не получалось: пули ударялись о камни и отскакивали назад, не принося никакого вреда сидевшим в укрытиях смельчакам.
Тогда противник открывал по завалам артиллерийский огонь, не обходилось, конечно, без жертв, посылал отряды солдат разорять завалы. Но и тут русские сообразили, что надо делать: отрывали укрытия поглубже, предохранявшие от осколков бомб, что-то вроде участков траншей. Дальше – больше. Лейтенант Пересыпкин взял пятнадцать матросов со штуцерами и лопатами и пробрался на высоту, где засели англичане. Ночью храбрецы отрыли небольшую траншею и повели ее вперед, к неприятелю, а через шесть дней английским стрелкам пришлось убегать из своей траншеи. Представляя Пересыпкина к награде, начальник 3-й дистанции отмечал: «Ныне на правом фланге траншеи наши штуцерники в таком расстоянии от неприятельских батарей, что не дозволяют прислуге заряжать орудия, и неприятельские штуцерники так отдалены, что не достают до наших батарей». Этот опыт тоже стали вскоре использовать и в других местах.