Ничего.
Ричер остановился на ступеньках, когда его нос оказался на уровне тротуара Двадцать Третьей стрит, и осмотрел окрестности справа и слева.
Ничего.
Он поднялся еще на одну ступеньку и развернулся и посмотрел на ту сторону Бродвея, на горбатые силуэты высоких зданий и на Флэтайрон-билдинг позади них. Куда он направлялся? Джек посмотрел налево и направо. И ничего не увидел.
Даже больше, чем ничего.
Ни одной машины. Ни одного такси. Никаких автобусов, никаких грузовиков, никаких микроавтобусов, поспешно мчащихся по своим делам, сверкая торопливо намалеванными на их задних дверях названиями фирм. Никаких мотоциклов, никаких мотороллеров «Веспа», выкрашенных в обычные для них пастельные тона. Никаких разносчиков из ресторанов, едущих на велосипедах, никаких курьеров. Никаких молодых людей на скейтбордах или роликовых коньках.
Никаких пешеходов.
А ведь стояло лето, время приближалось к одиннадцати вечера, и было еще совсем тепло. Перекресток Пятой авеню и Бродвея располагался прямо перед ним. Впереди виднелся район Челси, позади находился Грамерси, слева была Юнион-сквер, а справа возвышался Эмпайр-стейт-билдинг, нависая над окрестностями подобно несокрушимому монолиту, каковым он и являлся. Здесь сейчас должны были толпиться сотни людей. Или даже тысячи. Или десятки тысяч. Парни в кедах и футболках с короткими рукавами, девушки в коротких летних платьях; одни должны были куда-то медленно брести, другие торопливо пробегать, направляясь в клубы, которые вот-вот распахнут свои двери, или в бары, где им готовы подать водку какой-нибудь новой марки, или на последний, полуночный сеанс в кино.
Здесь сейчас должна была кишеть огромная толпа народу. Здесь сейчас должен был звучать смех и громкие разговоры, стук и шарканье подошв по тротуару, выкрики и вопли, какие довольная и радостная толпа издает обычно в одиннадцать часов в теплый летний вечер, а еще сирены и гудки автомобилей, и шорох шин, и рев моторов.
Но ничего этого не было.
Ричер спустился по ступенькам обратно и снова поднырнул под полицейское ограждение. Он прошел под землей к северу, к месту, где предпринял вторую попытку выбраться на поверхность, и на этот раз перешагнул через ленту, поскольку она здорово провисла. По ступенькам Джек поднимался так же осторожно, но быстрее, и вышел наружу прямо на углу напротив Мэдисон-сквер-парк, огороженного черной железной решеткой и битком набитого темными деревьями. Но ворота были все еще открыты. Правда, в них никто не входил и через них никто не выходил. И вообще вокруг не было ни души. Ни единой.