– Погоди, – прошу. – Я за тобой не успеваю.
– Ладно, – соглашается Нёхиси. И после небольшой паузы предлагает: – Напиши что-нибудь сам. А то чего я один на этой пашне надрываюсь.
Ох, да не вопрос.
«Так долго вглядывался в бездну, что как честный человек, должен был на ней жениться», – пишу я. И Нёхиси ехидно вставляет:
– Кому что, а голому баня.
Он прав. Но с толку меня не собьешь.
«Никогда не поздно научиться прыгать через скакалку», – оптимистически пишу я на очередном клочке бумаги. «Шаги должны быть разного цвета». «Горел синим пламенем, остался очень доволен». «Прыжок в сторону – это самое вкусное». «Придешь со своим фонарем, запишут в небожители». «Где граница между тобой и имбирным пряником, не знает никто». «Примерещусь тебе четыре раза, потом твоя очередь». «Море волнуется, просит срочно позвонить».
– Космос – не салат, а гораздо проще, – не утерпев, влезает Нёхиси. – Любовь управляет супом. Самая полезная еда – на букву «П».
Я записываю и это, никаких возражений. Насчет космоса ему точно видней. Насчет супа, салата и прочей жратвы, вероятно, тоже.
Бумажки как-то неожиданно заканчиваются, да и печенье, судя по запаху, пора доставать из духовки. Пишу: «В отчаянии много витаминов», ставлю точку. На этом все.
– Тридцать штук получилось, – говорю я, свернув последнее печенье. – Устал при этом, как будто испек три сотни. Ужасная штука эта кулинария. Трудное древнее колдовство.
Нёхиси швыряет в меня подушку. Не то заступается за кулинарию, не то просто от полноты чувств. Спрашивает:
– Что дальше?
– Увидишь. Ты случайно не знаешь, который сейчас час?
На стене возникают часы с кукушкой. Впрочем, вместо кукушки оттуда высовывается потрепанный жизнью василиск с головой не столько петуха, сколько ощипанного попугая. И говорит: «Мяу». Семь раз.
– Всего семь вечера? Отлично. Тогда пошли, – говорю я. И наконец снимаю с шеи свои условно приличные штаны. Теперь им придется занять более традиционное место. Я, увы, не настолько авангардист.
Большая удача, что я обаятельный. Правда, секрет моего обаяния описывается формулой «этому лучше не перечить, может укусить». Но какая разница, главное, что отказать мне практически невозможно – в тех редких случаях, когда я о чем-то прошу.
– Хочу сделать вам подарок, – говорю я и так широко улыбаюсь, что в этот момент меня очень легко перепутать с каким-нибудь сдуревшим от долгого пребывания в человеческой шкуре лесным оборотнем. В смысле, очень заметно, что укусить я действительно могу, что на самом деле неправда, делать мне больше нечего – посторонних девиц кусать.