Фэй, наклонившись к нему, вложила ему в губы свою зажженную сигарету. Видно было, как приподнялась грудная клетка, когда он затянулся, но Фэй тут же отняла сигарету, и грудь его медленно опала, пока дым струился у него изо рта. Фэй наклонилась и снова сунула ему сигарету.
— Вот что ему надо, — сказала она.
— Смотри костер не прозевай, сынок! — всполошился мистер Далзел.
— Нет, сэр! Все в порядке, мистер Далзел. Смотрим в оба! — крикнула дежурная сиделка, стоя в дверях. — Ну-ка забирайтесь в свою палатку, прочитайте молитву — и на боковую! В нашем лагере полный порядок!
Лоурел встала и пожелала всем спокойной ночи.
— Доктор Кортленд думает, что скоро тебе можно будет попробовать очки с перфорацией, — сказала она, едва осмеливаясь подавать ему эту надежду. — Слышишь, отец?
Но он, всегда заявлявший во всеуслышание о своем оптимизме, ни разу сам никакой надежды не высказал. Теперь ей приходилось его ободрять. И может быть, эта надежда не оправдается.
Ответа не было. Судья Мак-Келва лежал в темноте молча, как и мистер Далзел, а Фэй, свернувшись клубочком в качалке, прильнула щекой к подоконнику и не отрываясь глядела в щелку под шторой.
Медленно и неохотно Лоурел вышла из палаты.
4
Но в следующую ночь Лоурел, уже собравшись лечь в своем гостиничном номере, вдруг снова стала одеваться. Когда она спустилась по лестнице и вышла в душную, неспокойную ночь, мимо проезжало такси с огоньком наверху. Она замахала ему и побежала вдогонку.
— Ну и повезло же вам, сестренка, — сказал шофер. — В такую-то ночь не всякому колеса подвернутся.
В машине было не продохнуть от запаха виски, а когда они проезжали мимо уличного фонаря, она заметила на полу нитку дешевых зеленых бус — наверно, их выбросило сюда из карнавального водоворота. Шофер пробирался глухими улочками, застревая на каждом углу, или ей это просто казалось, потому что она так торопилась. Но когда она опустила окно, чтобы вдохнуть свежего воздуха, она услышала все тот же издевательский голос трубы, все тот же джаз и все на том же расстоянии. Потом она расслышала, что на каких-то далеких улицах играет не один, а несколько оркестров, стараясь переиграть друг друга.
Может быть, то, что с ней творилось, было связано всего-навсего с гнетущей атмосферой карнавальной ночи, с дико клубящимися толпами на улицах чужого города. Еще в самом начале этого дня, войдя в палату, где лежал отец, она подумала, что с мистером Далзелом уже что-то случилось. Он лежал на каталке младенчески безволосый, горбоносый, тихий; у него забрали вставные зубы. Как видно, что-то готовилось. Когда судья Мак-Келва завтракал, пришли два санитара и повезли мистера Далзела в операционную. Но вдруг, когда его выкатили в коридор, притихшего, равнодушного, оттуда донесся его голос: