— А теперь иди спать, Лоурел. Мы все вернемся сюда утром, сама знаешь, народу будет полно. Спокойной ночи!
Как обычно, она вышла через кухонную дверь и прошла прямо к себе домой — задние дворики их домов соприкасались. На улице было темно и пахло цветами. Когда засветилось окно в кухне Кортлендов, Лоурел закрыла кухонную дверь и пошла по всему дому, гася свет. На лестницу падал отблеск только от одной лампочки, которую кто-то включил у ее кровати.
В своей комнате она медленно разделась, подняла раму окна, взяла первую попавшуюся книгу и легла, так и не раскрывая ее.
Привычная ночная тишина Маунт-Салюса теперь стала немного иной. До слуха Лоурел доносился шум машин на какой-то из новых дорог — звук, похожий на непрерывное натужное жужжанье мухи, бьющейся об оконное стекло.
Когда Лоурел была маленькой и, как сейчас, лежала в этой самой комнате, в этой же кровати, она закрывала глаза — вот так — и ловила размеренный, привычный вечерний звук: два любимых голоса читали вслух, сменяя друг друга, каждый вечер они доносились до нее, словно поднимаясь вверх по лестнице. Засыпать ей не хотелось, она боролась со сном, ей было так хорошо. Свои собственные книги она тоже любила, но их книги любила еще больше, ведь они облекались в их голоса. Поздней ночью эти два голоса, читающие друг для друга так, что ей тоже было слышно, ни на минуту не разделялись, не прерывались молчанием и, сплетаясь в один неумолкающий голос, обнимали ее, обволакивали так бережно, будто она уже уснула. Ее провожали в страну сна, кутая в бархатную мантию слов, расшитую прихотливыми золотыми узорами, какие бывают только в волшебной сказке, а они продолжали читать, вплетая свои голоса в ее сны.
Фэй в эту ночь спала дальше от нее, чем в гостинице, в этом доме им уже не было слышно друг друга, но в ином смысле она была гораздо ближе. Она спала в кровати, где Лоурел появилась на свет, в той же кровати умирала ее мать. Этой ночью Лоурел прислушивалась только к одному звуку: она ждала боя каминных часов внизу, в гостиной, но так и не дождалась. Часы молчали.
2
В тот неотвратимый утренний час Лоурел вскочила и прямо в халате сошла вниз. Было семь часов утра, прозрачный, яркий утренний свет разбросал блики по блестящему полу и обеденному столу. А посреди кухни, не снимая шляпки и пальто, стояла Миссури.
— Выходит, люди правду говорят? — спросила Миссури.
Лоурел подбежала к ней и обняла ее.
Миссури сняла пальто и шляпку и повесила их на гвоздь вместе с сумкой на длинном ремне. Она вымыла руки, потом вынула и встряхнула свежевыстиранный передник — в это утро она приступила к делам точно так же, как в те времена, когда мать Лоурел жила в Маунт-Салюсе.