Женщина улыбнулась и протянула мне ремень, со скрещенными саблями на латунной бляхе.
— Лукас служил в кавалерии, — глаза женщины задержались на пряжке. — Мы схоронили его в шестьдесят первом.
Я только кивнул в ответ и торопливо перепоясался ремнем. Говорить на эту тему мне совсем не хотелось.
Хозяин лавки одобрительно осмотрел меня с ног до головы.
— Вот теперь другое дело! — сказал он. — Хоть на человека стали похожи!
Я поглядел на свое отражение в зеркале и кивнул, приглаживая волосы ладонью. Вид у меня был теперь вполне презентабельный.
— А вы торговали с индейцами? — я указал на фотографию в рамке, висящую на стене. На ней был запечатлен хозяин лавки в компании парадно наряженных воинов чероки.
— Конечно! — старик кивнул. — До войны они частенько наведывались в форт Блад.
Он вытянул руку, снял с вешалки шляпу и протянул ее мне.
Я осторожно принял Стетсон, который был сделан из отличного фетра из меха бобра и норки. Одна шляпа стоила как минимум десятку! Мой палец нащупал дырку от пули и вылез через нее наружу.
— Это моя собственная шляпа, — кивнул старик. — И достанется она вам совершенно бесплатно!
Нахлобучив Стетсон на голову, я повернулся к зеркалу.
— В самый раз, — сказал старик кивая. Сара улыбнулась и взяла его под руку.
* * *
Стоило мне переодеться, как на меня тут же перестали пялиться на улице. Настроение у меня значительно улучшилось, а в желудке заурчало.
Аромат жарящегося мяса привел меня прямиком к палатке, в которой пожилой мексиканец продавал тако и буритос.
Заметив меня, торговец радостно заулыбался. Подхватив с противня лепешку, он ловко свернул из нее кулечек, наполнил его фаршем, фасолью и гуакамоле.
— Пожалуйста, господин! — мексиканец помахал рукой, отгоняя мух. — Приятного аппетита!
Я осторожно взял горячую лепешку и протянул торговцу пять центов.
— Спасибо, господин, — мексиканец поклонился.
Монетка тут же исчезла в расшитой бисером поясной сумке.
— Как дела в Нью-Мексико? — спросил я, глядя на узор украшающий куртку торговца.
Улыбку словно стерли с его лица, а мохнатые черные брови сошлись у переносицы. Мексиканец тяжело вздохнул.
— Очень плохо, господин, — сказал он. — Очень плохо…
Подошли новые покупатели, и лицо торговца вновь превратилось в радостную маску, которую он с готовностью демонстрировал всему миру.
— Пожалуйста, господа! — воскликнул он и мясо вновь зашкворчало на жаровне.
Облизывая соус, стекающий по пальцам, я уселся на скамье на самом солнцепеке, наслаждаясь первым днем свободы. Думать о плохом мне совершенно не хотелось.