– Ладно, Дима, живи! Я пошутила! Просто, если не шутить, то ведь грустно жить на свете! Тоска!
Он молчал и по-прежнему чувствовал себя плохо и глупо. Он не мог быстро решить, как себя повести в данную минуту.
– Ну что, Дима? Иди! Ты свободен! Ничего не случилось. Или… тебе понравилось? – она захохотала, но потом оборвала смех. – Да, ладно, иди. Обед пропустишь. Не нужен ты мне. Это так, с горя.
Он нерешительно взялся за поручни лесенки.
– Иди, иди. Я еще тут поплаваю.
Она стояла, прислонившись спиной к стенке бассейна, и зачерпывала воду ладонями, глядя, как вода уходит между пальцев.
Неожиданно она запела:
«Сережка ольховая, легкая, словно пуховая…»
Дмитрий Васильевич, стоявший уже на второй ступеньке, замер. Даже он, со своей лишенной эмоций натурой, а в данный момент еще и почти изнасилованный, вынужден был признать, что красивее голоса он не слышал ни у одной артистки. Низковатый, с бархатными нотами, свободный, богатый, безбрежный – казалось, запоет она на одном берегу степи, на другом – ее услышат.
– Что, Дима, песня понравилась? А кто написал, знаешь? Эх, ты, ничего-то ты не знаешь. Это Евтушенко. Поэт Евгений Евтушенко. Слышал о таком?
И запела снова:
«Уронит ли ветер в ладони сережку ольховую,
Начнет ли кукушка сквозь крик поездов куковать,
Задумаюсь вновь и, как нанятый, жизнь истолковываю
И вновь прихожу к невозможности истолковать.
Сережка ольховая, легкая, будто пуховая.
Но сдунешь ее – все окажется в мире не так…»
Дмитрий Васильевич медленно переодевался, чтобы не уходить, пока длится песня.
Выходя из раздевалки, Дмитрий Васильевич столкнулся с двумя женщинами, которые вчера уводили Татьяну с палубы.
– Ой, это вы! Здравствуйте.
– Здравствуйте.
– А мы опять Татьяну потеряли. Искали, искали, потом по голосу ее нашли.
– A-а, понятно.
– А вы с ней, что ли договаривались?
– Да нет, что вы. Я случайно увидел, что тут бассейн. Зашел. И мне разрешили поплавать. А тут она…
– Ну, ясненько… А с вами все в порядке?
– Со мной? Да, все в порядке. Я просто… перекупался наверное…
* * *
Последний день круиза был совсем не дождливым. Пару раз даже выглянуло солнце. Но по-прежнему было ветрено.
Дмитрий Васильевич постоял на палубе. Потом решительным шагом направился в бассейн. Там он провел много времени, но никто к нему не ворвался, никто не помешал, и он плавал вволю. После бассейна пошел на обед, и во время обеда рассматривал публику. Ничего интересного. Все сидят, едят. Разговаривают так, как будто давно знакомы. А ведь многие только тут и познакомились. Он вспомнил, как сестра ему сказала «познакомишься с кем-нибудь». Наверно, для этого и едут.