– Это Сашка Макович. Это Веничка Розенблюм, помнишь, Зой?
– Еще бы не помнить. Все девчонки в него были влюблены.
– Это мы на субботнике.
– Да, вот Ксения. А это ты, Аглая. А вот Витька Карпинский.
– Смотри, это кто? Это же Лялька Бабич!
– Точно!
– А это… как же ее звали?
– Октябрина Васильева.
– Да-да-да! Правильно! А здесь мы уже постарше. Это уже студенческие годы.
– Да…все наши ребята. И никого почти нет. Мальчики большей частью погибли на фронте. А других арестовали – и все. Сгинули. Практически с двух курсов – нашего и Ксениного – только человек пять-шесть осталось. Да и со старших курсов мало кто выжил. А помните Вальку Поливанова? Жень, помнишь его?
– Конечно, помню.
– Его ведь тоже посадили?
– Да. Там такая история приключилась. Он вроде бы узнал, кто доносил, и хотел всем объявить об этом на собрании. Так его накануне собрания как раз арестовали. И он не успел. Так мы и не узнали правды.
– А ведь у Ксении с ним роман был. Наверно, поэтому она и замуж не вышла.
– Да-а. Страшные были времена. Как мы все это пережили!
– Ладно, все-таки пережили. Давайте Ксеню помянем еще раз. Пусть ей земля будет пухом.
* * *
Спустя некоторое время Ольга поинтересовалась у дочери, что она собирается делать с квартирой.
– Ничего. А что с ней надо делать?
– Ну, например, ее надо оформить на тебя, чтобы это была твоя законная собственность. Но прежде всего надо там убрать.
– Ох! – содрогнулась Ася, представив себе тети-Ксенину квартиру.
– Хочешь, я поеду с тобой, помогу тебе?
– Ты? – недоверчиво спросила Ася. – А как же твое давление?
– Ну, пока я себя неплохо чувствую, надо этим воспользоваться. Давай завтра с утра?
– Давай. А то, знаешь, мне одной как-то не хочется туда ехать.
– Я поэтому и предлагаю. Вдвоем, конечно, легче.
* * *
Очутившись в квартире, Ася почувствовала, как вновь подкатывает тошнота.
– Что с тобой, Ася? Ты прямо позеленела!
– Я как вспомню… и запах этот… ты не чувствуешь?
– Чувствую. Запах отвратительный. Мы сейчас откроем все форточки и проветрим. Давай так – ты иди на кухню, а я в комнате пошурую.
– Да, хорошо.
Ася не заметила, как прошло часа два. Она успела вымыть плиту, холодильник, шкафчики, подоконник, обеденный стол. В углу около двери возвышался огромный черный мешок для мусора, в который Ася безжалостно отправила все крупы и прочие съестные припасы, хранившиеся годами, все содержимое холодильника, кипы старых газет, засиженных мухами, башни пластмассовых коробочек из-под майонезов и плавленых сыров, а также старые прогорклые сковородки, черные от копоти кастрюли с отбитой эмалью, заскорузлые алюминиевые ложки и вилки, помятый дуршлаг, покрытые жирной пылью тарелки, чашки и прочую утварь. Туда же пошла снятая со стола выцветшая и треснувшая по сгибам клеенка. Оставалось как следует отдраить пол – и кухней можно будет пользоваться без содрогания. Ася налила в ведро воду, щедро развела в ней «доместос». «Так, тряпки тут конечно нет. Пожалуй, пойду возьму старое махровое полотенце или тети-Ксенин халат. Кстати, посмотрю, как там мама управляется». Открыв дверь, Ася остолбенела. Ольга сидела на низкой табуретке и потрошила подушку, судя по всему – пятую или шестую. Старый свалявшийся пух аккуратными кучками лежал на огромной целлофановой пленке, расстеленной на полу.