Девушки не хотят усугублять спор. Они любят Бёлля, и две возражают, чуть не плача. Переводят разговор на богословские темы. Почему на Западе такое обмирщение церквей? Они слыхали, что там уже не боятся отлучения.
Генрих: "А чего ж тут бояться? Ведь отлучает не Бог, а папа. Он тоже человек. Наш город Кёльн разные папы за семьсот лет отлучали то ли семьдесят два, то ли семьдесят три раза. Отлучали за непокорность епископам все население. Это означало, что церкви закрывали, нельзя было ни крестить, ни хоронить, ни венчать; тогда это ведь было очень страшно. Но и тогда находились смелые священники, которые служили тайные мессы в криптах в подвалах церквей, и там причащали, и крестили, и отпевали, и венчали. Они верили в Бога, а не в папу".
Он устал, непрерывно курит, пьет холодный кофе, глотает какие-то таблетки.
Аннемари: "У людей нашего поколения нет больше страха отлучения. Поэтому сейчас и отлучают реже. Старики еще боялись".
И.: "А мы очень боимся. Отлучение - ведь это ужасно. Это значит быть отвергнутым церковью".
"Почему?"
И.: "Потому что в нас дух послушания".
Генрих: "В этом наше различие. В Восточной церкви сильнее символическое начало. А у нас отлучение всегда было орудием политической борьбы".
"Вы знаете Евангелие с детства. Вы привыкли. А мне оно открылось уже взрослой. Я и раньше видела добро, но всегда бессильное, жалкое. А тут впервые ощутила связь добра и силы. Церковь - это сила".
Аннемари: "А по-моему, христианская церковь и сила, то есть власть, это понятия несовместимые".
"Но мы говорим о духовной силе, о духовной власти".
Генрих: "Духовная власть может увечить души страшнее любой политической. Я никогда не забуду того, что церковь сделала с моей бабушкой, с моей матерью. Они были рабынями. Они были уверены, что не имеют права даже книги читать. И сегодня действует церковная цензура. В прошлом году к шестидесятилетию известного теолога, иезуита Раннера, готовили сборник в его честь. Мы с ним друзья, он хотел, чтобы и я участвовал. Я написал. Но цензура потребовала снять несколько абзацев. Редакторов я всегда внимательно слушаю, но идеологической цензуры не принимаю. А Раннер не хотел, чтобы сборник выпускали без моего участия. Так он и сегодня еще не вышел..."
"А кто, по-вашему, сегодня настоящие христианские писатели?" "Церковно верующих очень мало. Я знаю, кажется, только Бернаноса, Мориака, Грина..."
Когда они ушли, Генрих был очень подавлен. "А ведь и вы говорите, что они - из лучших. И я вижу, слышу: они умные, образованные. Но как это страшно - опять фанатизм, нетерпимость..."