— Самодержавие свергнуто, свобода завоевана, — продолжал оратор. — Но ее еще надо защитить. Есть лишь один путь — путь единения всего народа…
— Санька, ура! — завопил Вовка старшему брату.
А там, над толпой уже стоял другой оратор.
— Смотри-ка, — крикнул Алексей, — ведь это наш батя! Батя!
В толпе зашевелились, зашикали:
— Тише, вы там! Населись, как воробьи!
Батя, распахнув шинель, словно вознесся, словно остановил половодье, что шумело под его ногами.
— Товарищи! Братья!
Ах, как хорошо это у него получилось: «Братья!», «Братья!..». Все люди — братья! Вот как они, Гуляевы! Нет, лучше конечно! Они дерутся. Старший бьет младшего. «Революция победила…», «Бра-атья! Ура-а!..», «…народную власть», «Годы страданий…». Ну что за человек — наш батя! Да он ли это? Не он, ей-богу… «…рабочих, солдат, крестьян».
— Ну и батя! — сказал Алексей и с гордостью посмотрел на окружающих.
Но в этот момент в стороне раздались гневные крики, многие бросились туда, завертелись, как в водовороте, и над толпой пронзительно: «Шпи-и-к… Бей его, бей его!» Шпика сбили с ног, и он страшно закричал. Все стихли, отрезвев, и Вовка увидел сверху, как его батя растолкал ряды, приказывая:
— Товарищи, спокойно, арестуйте его и уведите в управу. Там разберемся.
Река неслась играючи, половодье было расцвечено флагами, мелодией «Варшавянки», выпеваемой молодыми и страстными женскими голосами, вчерашние мечтания выстроились на знаменах золотом букв. Ораторы сменяли друг друга на трибунах. В морозном предвесеннем воздухе, напоенном свободой, невероятной, как внезапное цветение маков, перекрывая все иные, трепетала одна нота: конец войне! По улице бродили до поздней зари толпы. На стенах еще догорали плакаты: «Николай отрекся в пользу Михаила, Михаил отрекся в пользу народа».
— А что, — говорили в кучке собравшихся солдат, — ведь и в Писании было сказано про возмущение народов.
— Будя тебе! — ответил другой солдат. — Кабы не затеяли войну… Распутин был чумазая рожа, а и тот говорил: ни к чему стране война! Гиблое дело — эта война, она нужна только генералам: сидя на теплых местечках, детей наплодили, и надо их вытаскивать; ну, и деньги и чины нужны! А уж вору война лучше ярмарки: грабь сколь хочешь! Им она нужна, говорит, а для папы, — они промеж себя царя с царицей называли папой и мамой, — папе, говорит, война погибель! Дождется, говорит, дождется папа красных флажков! От японской войны папа, говорит, чирьями отделался, а тут головы не снесет!
— Ты на Распутина не оглядывайся, — сказал третий солдат, свертывая громадную самокрутку. — Хорошая была царская собака, костогрыз! С придворными курвами и с самой царицей спал.