Алексей усмехнулся:
— Тем, что в стенке на стенку не дерется? Из возраста вышел… Ты на грамматику, на синтаксис налегай.
— Учитель нашелся! На сочинения — налегай! На историю — налегай! На мифологию — налегай!
— А ты знаешь, кто был Сатурн?
— Сатурн?.. Сатурн… — повторял Саня, смешавшись.
— Бог бесконечного времени, — сказал Алексей.
— Если учить про всех сатурнов… А ты в бога веришь? В нашего, христианского? В бога-троицу?
— Не знаю… — ответил Алеша. — Иисуса Христа могу представить, а бога-отца и бога — святого духа — ну никак!
— Вот и я тоже! — подхватил Саня. — Иисус, ну, был проповедник. Были и до него и после. Конечно, необыкновенный человек! Лечить умел. Но почему — сын божий?.. А в бессмертие души веришь?
Алексей посмотрел на него. Поколебавшись, сказал:
— Когда в церкви стою, вроде начинаю верить. Настроение такое охватывает. А как вышел на улицу — из головы выскочило.
Саня засмеялся:
— Много ты бываешь в церкви!
3
Какой год, какой день на дворе? За окнами бурлило и шумело, словно река радостно хлынула на город. Рано утром Санька разбудил своих братьев:
— Черти, проспите революцию!
Они оделись впопыхах и выбежали на улицу. Неслась толпа — черно-серая лавина. Мимо неслись лица, лица с огромными, радостно-буйными глазами.
Солдаты в шинелях, студенческие курточки, мастеровые, какие-то невиданные прежде люди, ютящиеся на окраине, — эта река разом поднялась со всех улиц, из всех домов, подвалов, казарм и с лозунгами, криками текла мимо. Мальчишки спрыгнули с крыльца, и река подхватила их.
— Царь отрекся.
— Самодержавие пало.
— Товарищи, свобода!
— Ура!
Кто-то рядом заплакал, кто-то засмеялся. Протяжными взмывающими голосами пела «Марсельезу» долгожданная народная воля. Пела перед раскрытыми ставнями особняков, перед витринами магазинов и красочно блиставшими вывесками. Город менялся на глазах. Даже раненые, опираясь на палки и костыли, вышли из госпиталей, делились табачком и обнимались.
Площадь была запружена народом. Где-то далеко был стол, и на нем уже возвышался оратор.
Алешке с Вовкой ничего не видать — по малости роста.
— Полезли на фонарь! — скомандовал Санька.
Оратор — маленький, беловолосый, без шапки, словно нарисованный на фоне плотно-синего дня — взмахнул рукой и крикнул:
— По-здра-вляю народное собрание с завоеванной свободой!
Над толпой взлетели шапки. А стоявший рядом с фонарным столбом пожилой солдат сказал, обратясь к соседу, тоже в шинели: «Что, раз так дело повернулось, то уже на фронт, товарищ, не пойдем?» — «Войне каюк!» — убежденно, с достоинством ответил сосед.