Так и прошла вся ночь, вернее пролетела, промелькнула ярким, незабываемым лучиком. Уже под самое утро его женщина, его «хрупенькая», худенькая Катюша, оказавшаяся такой жадной на мужские ласки и «любовную игру», а что уж совсем потрясающе — нисколько не уставшая, словно напрягшая все свои жизненные ресурсы, а может быть просто черпавшая жизненную энергию от своего мужчины, вдруг очнувшись от «любовного напитка» остановила свой безумный ныне полёт.
— Егорушка, родной мой, тебе надо хоть немного поспать, тебе же ещё ехать надо. Ты поспи мой любимый, поспи.
Он всё ещё в эйфории от обладания этой удивительной женщиной, ещё полный желания продолжения этого полёта, не смог сразу вот так остановиться. Но она была непреклонной — «сталь, одетая в нежную плоть», какую только и мог сотворить Господь! Она уже по-матерински ласкала его, успокаивала, уговаривала, приводила тысячи доводов и, в конце концов, добилась своего. Он как-то сник, какая-то усталость навалилась на него. А Катюша обвила его своим горячим, полным жизни худеньким телом, отдавая жарким, всё ещё не погасшим и в ней желанием, дыханием, ласкала и что-то нежно шептала. Наконец ей удалось, Егор уже спокойно задышал и вскоре с детской, счастливой улыбкой погрузился в сон. Катенька же не смогла заснуть. Она всё ещё переживала эту удивительную ночь. Сейчас она напоминала непогасшее кострище, покрытое тонким слоем тлеющего пепла с перемежающими по нему красными искорками, и любой набежавший откуда-то ветерок способен раскинуть этот легчайший пепел, вызвать опять взметнувшееся пламя, победное пламя любви женщины к мужчине, завещанное людям самим Господом. Катюша лежала и смотрела на его лицо, и пожар желания стал сменяться в ней на нечто вроде материнского чувства. Она вдруг представила себе младенца, который лежал бы в её руках, безмятежно посапывая. Ей почему-то очень стало жалко себя:
— Почему она обделена таким вот счастьем? Ведь все её бывшие подруги уже давно имеют по ребёночку, а некоторые по два.
Несколько робких, подрожавших на длинных ресничках слезинок скатились по её щёчкам, докатились до чуть вспухших и потемневших губок. Розовый язычок непроизвольно слизнул их, эту солёную влагу, «излитую» неизбывным чувством материнства, коим Господь отметил почти каждую женщину. С трудом «взяв себя в руки», осторожно «выпросталась» из сильных, тяжёлых рук Егора, встала, прошла в душ. Обмывшись тёпленькой водичкой, уже полностью овладевшая собой, одела новое бельё, подаренное им с такой щедростью и любовью. Собрала разбросанные там и сям одежду, обувь, всё аккуратно сложила. Поискала утюг, стиральный порошок. Быстренько простирала его бельё и принялась просушивать утюгом. Закончив, посмотрела на часы. До намеченного им подъёма оставалось ещё полчаса. Подумав, принялась из остатков продуктов накрывать стол, а затем будить Егора.