Проводя пробные работы и рекогносцировку, они вернулись, хорошенько и сытно поели, от души попили крепкого горячего чая со сгущёнкой и принялись основательно готовиться к своему делу. Карим наготовил множество сучков, часть из них протёр тряпочкой с привезённым специальным раствором, смазал свои подошвы и подошвы кроссовок товарищей антисобакином. Все они обрядились в комбинезоны, шапочки, кроссовки и надели на удобных ремнях кобуры с облюбованным каждым пистолетом, не забыли и ножи. Карим кроме личного оружия прихватил свою неизменную снайперку, многократно побывавшую с ним в дальних экспедициях и не раз выручавшую не только своего хозяина, но и команду, взял также бинокль, очки ночного видения и поролоновый коврик. Гасан, как Карим, не возражал, навязал ему рюкзачок с термосом и бутербродами:
— Ты будешь лежать и по сторонам поглядывать, а им пахать. Будут иногда расслабляться, вот и «закусь» им из этого рюкзачка. Всё, что от них останется — твоё, поэтому не расстраивайся, и тебе перепадёт, в том числе и для себя несёшь.
Осмотрев друг друга, попрыгав, пошли. Проработали почти до самой ночи, при этом, по настоянию Карима, пришлось учитывать интервал движения охраны. Для отвлечения собак, он забросил в сторону от тропинки, по которой топали дозорные, свои пахучие сучки, в основном на участке, где шла копка обвала, вынос и свалка земли. Сразу же, как только охранники приближались к этому участку, псы начинали потягивать носом, тянулись в сторону ближайшего сучка. Матерясь и ругаясь, охранник с силой оттягивал своего барбоса от этого сучка, но тот вскоре начинал тянуть к следующему и так далее, до тех границ, где эти сучки кончались. Вернувшись, сполоснулись в речке, поели, напились чая и залегли спать, не забыв про охрану. Ей занимались только Гасан и Карим. По их молчаливому соглашению и Николай, и Егор были освобождены от дежурств, в связи с тяжёлой, изматывающей физической работой.
Следующий день был копией предыдущего. Встали с рассветом, Гасан скоро покормил, напоил, и они снова экипировались, вооружились, отправились на свою работу. За вечерним чаем Егор высказал убеждение, что завтра, а скорее всего, к середине дня проход через завал будет расчищен. Утром Гасан поднял их, покормил и отпустил. Оставшись один, он свернул палатку, зачистил место, прошёл к речке, разложил вдоль берега несколько удочек, а сам уселся рядом. Как и предполагал Егор к одиннадцати часам изматывающей работы проход в подземный ход был проделан.
Это был действительно так искомый ими проход, на который указывал в своей докладной приказчик. Он был выложен кирпичом со сводчатым потолком, два аршина шириной и саженью вышиной. В нём было сухо, «затхло», кое-где из стенок повылезали кирпичи, но немного. Сделано было всё «на совесть», на века! Правда, Егор далеко по нему не ходил, что там далее его «променада» было неведомо. За пронёсшиеся столетия всё могло случиться. Закончив работу, они изготовили раму, обили её мешковиной, приставили к проделанному лазу, обсыпали раму землёй, облили антисобакином, присыпали листьями, ветками уже заметную тропинку, образовавшуюся при переноске земли Николаем, замаскировали ветками, листьями и сухим деревом нанесённую землю и полезли наверх. Карим встретил их как всегда: