Вот вам другой пример. Когда бывший федеральный канцлер Гельмут Коль посещал во франкфуртской редакции ФАЦ тогдашних ответственных редакторов политического раздела ФАЦ Иоганна Георга Райсмюллера и Фрица Ульриха Фака для доверительной беседы, мы, редакторы, гордились тем, что нас посетил такой «высокий гость». Нам, журналистам, и в голову не приходило, что подобная близость может и коррумпировать. Напротив, мы прямо-таки горели желанием, чтобы представители элиты уделяли нам внимание и таким образом. Многим, например Франкенбергеру из ФАЦ, и вправду удалось этого добиться. Но какой ценой? Мы еще подробнее коснемся этой темы.
Бывший главный редактор и консультант СМИ Михаэль Шпренг пишет о Коле и его отношениях с журналистами следующее:
Известно, что для Гельмута Коля существовало только два типа людей. Те, кто был за него, и те, кто был против него. Аналогичным образом он классифицировал и журналистов. Его отношение к свободе прессы было чисто инструментальным: хорошим журналистом был для него тот, кто позволял ему использовать себя в качестве инструмента. Тех, кто – как я – относился к нему с определенной принципиальной симпатией, он быстро зачислял в «свои», в «сторонники Коля», и требовал от них безоговорочного повиновения>[137].
В ту пору, когда Коль приезжал к нам в редакцию и посещал Райсмюллера и Фака, я бы не поверил сказанному выше. Но, вероятно, так оно и было в действительности. Издатели ФАЦ Фак и Райсмюллер, с точки зрения Коля, были, вероятно, лишь инструментами, орудиями для достижения его целей. Сегодня другие политики используют в качестве своих орудий других журналистов, которые этого, возможно, и не замечают или же не желают отдавать себе в этом отчет.
Кстати говоря, люди вроде названных выше издателей ФАЦ в определенной мере навязывали нам свой тип мышления. Посредством языка, которым мы должны были пользоваться. Никогда не забуду, как ответственный редактор ФАЦ Иоганн Георг Райсмюллер ворвался в редакцию с распечатанным текстом и закричал: «Кто это редактировал?» В одном месте текста было написано «синти и рома». И Райсмюллер произнес, громко, ясно и недвусмысленно: «Это цыгане! Запомните хорошенько: цыгане». Нам, редакторам политического раздела ФАЦ, нельзя было писать «синти и рома». Это было в самом начале моего обучения профессии журналиста. Мой коллега профессор Райнхард Ольт, германист по образованию, и я, сидя в редакции новостей ФАЦ, долго смотрели друг на друга. «Цыгане» – такое откладывается в памяти. Так мышление направляется в определенное русло. Так молодого человека, еще в период профессионального обучения, формируют через язык.