Таков был дом Аббасидов, таковы его деяния. Придворные историографы изливают полной чашей свое благонравное негодование на нечестивых и преисполненных пороков Омейядов, а этих зовут «благословенной Богом династией». Это — дело вкуса, но спор становится немыслим при оценке величественного правительственного дарования этого недоброго Мансура. Установленная им государственная организация даровала исламу полный простор для решения насущной политической задачи сплотить наивозможно прочнее арабов с персами, и не так, как это было при Омейядах. Она давала к тому же возможность лучшим элементам обеих наций помочь созреть расцвету цивилизации через посредство взаимного обмена и споспешествования; лишь в немногих стадиях средневекового мира распустилась она совершеннее; скажу более, арабская цивилизация стала благословенным плодом для всего человечества. Попытаемся же в общих чертах изобразить это замечательное развитие.
Глава II
МАНСУР И БАРМЕКИДЫ
Задача, которую так гениально решил Мансур в течение своего 21-летнего управления (14 Зу’ль Хиджжа 136–6 Зу’ль Хиджжа 158 = 10 июня 754–7 октября 775), вытекала из самой сути данных отношений. Владычество арабов над персами становилось просто невозможным, о том же, чтобы подчиненные сделались господами, не могло быть, конечно, и речи; стало быть, оставалось попытаться спаять умеренные элементы обеих наций для дальнейшей совместной деятельности. Выяснившееся раз и навсегда взаимное нерасположение обоих народов могло быть сдержано лишь благоразумной терпимостью и успокаивающим добровольным взаимным содействием, которые едва ли можно было вдохнуть в массы; поэтому ничего не подходило более, чем применение управления так называемого просвещенного абсолютизма или, как на востоке понимают, — благоразумного деспотизма. Владычество Омейядов во многих отношениях было ограничено, так как приходилось постоянно считаться с свободолюбием и традициями сирийских племен, но более или менее велось оно в народном духе. Династия пала, как только группы племен вступили друг с другом в ожесточенную борьбу. Аббасидам поэтому нужно было приноравливаться и стараться, чтобы правление их казалось благодетельным, дабы по возможности опереться твердо и как можно шире на народные массы. В известных размерах им это и удалось, но спаять цельную нацию из семитов и индогерманцев и в наше просвещенное столетие представляется бесконечно более трудным, чем это кажется на первый взгляд, притом лишь в теории, достославному чистому разуму. Возникавшие, однако, постепенно столкновения между обеими народностями вместе с быстро наступившим упадком сил династии повлекли за собой в конце концов снова разобщение. Но это наступило, когда обе нации успели взаимно перенять друг от друга так много, что и в новом государственном строе каждая из них получила возможность к дальнейшему самостоятельному развитию, огражденная от насильственной ломки своего прошлого. Таким образом, собирание и сплочение податливых людей из умеренных партий, насильственное подавление, а не то и по возможности истребление крайних религиозных и национальных стремлений — вот те простые, но не так легко выделяемые из всеобщей путаницы основы, какими руководилась правительственная власть Аббасидов в течение ближайших 50 лет. Средствами к этому послужили: наивозможная государственная централизация, приспособление ислама, в более или менее сносной форме, для усвоения его просвещенными персами, воспитательное подготовление арабов к высшей ступени цивилизации и, наконец, создание нейтральной почвы, на которой принадлежащие к обеим нациям могли бы друг с другом столковаться. А чтобы этого добиться, арабским Аббасидам понадобилось персидское содействие. Они нашли его в семье Бармекидов, одно время ставшей почти равноправной с домом халифа.