Падение аббасидского халифата, доведенного до полнейшего унижения бесцеремонным хозяйничаньем преторианцев, совершилось в весьма непродолжительный, всего тридцатилетний промежуток В 227 (842) скончался Му’тасим; преемник его, тридцатилетний сын, Харун аль-Васик билла («уповающий на Бога»; 227–232 = 842–847), кроме удовлетворения своих прихотей, интересовался разве только стихами да анекдотами. По его понятиям, главнейшей задачей властелина было выжимание денег у высших должностных лиц да еще, пожалуй, преследование непокорных ортодоксов Багдада. Прежним порядком продолжались понуждения их к признанию сотворенности корана. Хотя ни Васик, ни его покойный отец вовсе не интересовались богословскими тонкостями мутазилитских придворных теологов, но их брала досада на этих, там в столице, осмеливающихся свое суждение иметь. Наконец жители потеряли окончательно терпение, и Ахмеду ибн Насру, одному из тех немногих, которые организовали милицию в Багдаде (201 = 816/7), удалось возбудить всеобщее восстание против халифа и его приближенных турок. В самый последний момент, однако, мятеж постигла неудача: по несчастному стечению обстоятельств слишком рано подан был сигнал ко всеобщему восстанию (231 = 846). Но бездна, легшая между народом и властелином, сразу раскрылась, и тем неизбежнее становилась необходимость для халифа придерживаться чужеземной гвардии. С этого самого времени турки начинают беззастенчиво распоряжаться на правах законных хозяев. Когда смерть преждевременно настигла Васика в 232 (847), как говорят, вследствие постоянной беспутной жизни, высшие чины и офицеры предполагали сначала присягнуть несовершеннолетнему его сыну, Мухаммеду, но главарям турок, Васифу и Итаху, мальчик, облаченный в великолепный костюм и высокий персидский колпак, который, начиная с Мансура, стали носить все халифы, показался донельзя смешным. Недолго думая, возвели они на трон брата Васика с титулом Аль-Мутеваккиль ала’лла («уповающий в делах своих на Бога») (правил 232–247 = 847–861) — самого непривлекательного типа аббасида, какого только можно себе представить. Вероломный, неблагодарный и жестокий, подобно многим из них, новый халиф отличался своеволием и распутством, лишь у немногих в этой гнусной семье встречавшимися; в сущности же новый властелин сказывался далеко не таким взбалмошным и безумным, каким любил вообще сам прикидываться. Он хорошо видел опасность своего положения. Поставленный между мятежным городом и сделавшимися слишком могущественными турками, халиф приготовился действовать в духе пращура своего, Мансура. Прежде всего в 235 (849) устранен был турок Итах, тот самый, который посадил халифа на трон. Власть этого человека пугала властелина. Кроме командования над войском, турок занимал при дворе первое место, совмещая в себе управление финансами и почтовым ведомством. Халиф ухитрился вкрадчиво-кошачьим обхождением усыпить его бдительность, а затем Итах, ввергнутый в тюрьму, умер от жажды. Казнь эта в те времена предпочитали всем остальным: ни пятнышка на теле, так что потом легко было утверждать, что реченый выше умер, к величайшему сожалению всех принимающих в нем участие, от болезни. Одновременно предпринимал Мутеваккиль различные меры, обнаружившие его стремление приобрести вновь у народа поддержку против турок и таким образом держать обе стороны в равновесии. Легче всего можно было подействовать в данном направлении крутой переменой церковной политики. В арабских частях государства, за исключением разве Сирии, правоверие пользовалось еще широкой популярностью: на Персию же, ставшую при тахириде Мухаммеде, сыне Абдуллы, почти самостоятельным отдельным государством, нечего было, конечно, рассчитывать. Нет ничего удивительного поэтому, что Мутеваккилю пришло в голову стать набожным наперекор всем своим предшественникам. Другие, понятно, подставляли за него свои спины для бичевания, между тем как этот богобоязненный халиф не изменил ни на йоту личного своего времяпрепровождения за стенами Самарры, не особенно чтобы очень назидательного. А между тем ортодоксы, писатели всех времен, превозносят его до небес. И по их понятиям было за что. Немедленно по вступлении в управление халиф воспретил всякие пререкания о коране, затем в 235 (850) восстановлено было старинное предписание о внешнем разграничении муслимов от союзников иноверцев (т. I); еще более строгие меры воспоследовали в 239 (853/4) — повелено было срыть в Багдаде вновь построенные церкви; наконец, приступлено было к самому главному. В 237 (851/2) догмат сотворенности корана признан за еретический