С этим учением рука об руку идет опять-таки из Индии почерпнутое представление, что каждый дай может, по мере самосовершенствования, чистоты познавания и действий, стать имамом, натиком, зиждителем, наконец, творцом, высшим божеством — известное воззрение буддистов, легко вытекающее из принципов абсолютного пантеизма. Когда таким образом была совершенно сглажена разница между божеским и человеческим естеством, легко уже усваивались истины девятой, высшей степени. По учению этой последней все религиозные воззрения должны быть рассматриваемы как смутные представления о сущности вещей, подтверждающие одну только вечность материи. Потому можно было считать и все догматы степеней лишь аллегорическими. Так, например, вторичное пришествие махдия в действительности состоит только в познавании исходившей от него истины и в распространении его учения среди человечества. Что же касается всех остальных пророков, были они простые, часто ошибавшиеся люди, следовательно, проповедываемые некогда ими религиозные и нравственные законы нисколько не обязательны для посвященного. По аналогии с новым временем такие принципы смело можно назвать нигилистическими.
Человек, который мог придумать такое дьявольски искусно составленное учение, клонящееся к систематическому подрыву какого угодно мало-мальски нетвердого, подобно скале, религиозного убеждения, был, по всей вероятности, Абдулла ибн Меймун; с ним мы встречались уже и прежде при изложении официального учения измаилитов как с помощником махдия. Отец его был персиянин родом из Мидия. Должно быть, как и сын, был он по профессии глазной доктор, притом вольнодумец (зендик), который воспитал своего сына в том же направлении и притом вдохнул в него непримиримую ненависть ко всему арабскому. И вот, чтобы дать пищу своей ненависти, а в то же время приобресть для себя и своих потомков блестящее положение, стал он принимать ревностное участие в шиитской пропаганде в Хузистане; мало-помалу распространялось его влияние среди измаилитов, доселе, по-видимому, безобидных. Между ними-то и удалось ему постепенно ввести коренное преобразование шиитского вероучения и обеспечить самому себе безусловную и ревностную привязанность посредством искусно распространяемого упования на великую будущность махдия. Его дай исходили весь Хузистан и соседние округа, вербуя бесчисленное множество прозелитов. Правительство вскоре, однако, обратило все свое внимание на эту пропаганду; Абдулла должен был бежать и поселился в маленьком городке Саламие (Саламиниасе древних), вблизи Хамата; здесь между жителями оказалось много алидов, так что это местечко представляло самое подходящее убежище для мнимого шиита. Но свою измаилитскую пропаганду продолжал он, а впоследствии (после 261 = 874/5) с его смертью — сын его Ахмед, не столько в этой местности, сколько в Ираке и по всей Персии, при помощи деятельных своих эмиссаров. Они успели восстановить против неумелого арабско-турецкого правления главным образом массы покоренных наций, арамейцев в Месопотамии и персов по ту сторону Тигра. Приблизительно между 250 и 260 (864 и 874)