; преодолевая вначале некоторые трудности, мало-помалу он обратил все племя в ярых измаилитов. Когда же свирепый аглабид Ибрахим II по повелению халифа Мутадида отрекся в 289 (902) от власти, побуждаемый, впрочем, к этому шагу отчасти и возникшим уже явно среди китамы движением, берберы действительно восстали под предводительством этого самого Ши’ия. При первом известии о предстоящем важном событии на западе покинул Саламию и Са’ид, гроссмейстер измаилитов; он направился прямо на Фустат, чтобы быть поближе к театру начинавшейся борьбы. Но этот человек, попав в Египет как раз в пору всеобщей смуты, к концу владычества Тулунидов, разгуливавший в большом городе никем не замечаемый, под привычной измаилитам маской купца, не был уже более Са’идом, потомком персидского глазного врача Меймуна. Он сразу превратился в личность известную, знаменитую, в Убейдуллу
[382], сына Мухаммеда, прямого потомка алида Джа’фара. Стало быть, он преобразился сразу в махдия Мухаммеда, «сокровенного имама», в него воплотился дух божий преемственно, от предков. В лице его выступал наконец открыто давно ожидаемый имам и махдий. Теперь дерзновенные потомки Меймуна начинают вести свой род уже не только от брата Алия, как это утверждали они при начале возникновения карматов, а от самого зятя пророка и следовавших за ним священных имамов. И бессовестные обманщики со своими медными лбами так уверенно отстаивали свои права, что и по сие время некоторые западные ученые находятся под впечатлением большого сомнения. А что, ежели в самом деле все, что наговорили суннитские историки про эту семью, лишь выдумка, измышленная на пользу их исконных врагов, аббасидов? Придется в таком случае признать в лице этих фатимидов, как они величают себя по имени своей прабабки Фатимы, супруги Алия и дочери пророка (т. I), кровных потомков Алия. Но я никак не могу разделять эти воззрения ввиду весьма веских данных
[383] и буду неуклонно считать махдия Убейдуллу тем, чем он и был на самом деле — бессовестным, но счастливым обманщиком. С меньшим еще правом, чем даже Аббасиды к концу правления Омейядов, он воспользовался именем алидов, чтобы самому ловчее усесться на выкраденном им таким путем троне. И все это удалось ему обработать в течение каких-нибудь нескольких лет. Пусть теперь припомнит читатель как после восстания племени Китама отцеубийца аглабид Зиядет-Алла III сам же приложил посильное старание расчистить для революции путь к победе. В то время как Абу Абдулла Аш-Ши’ий все приближался постепенно к Раккаде, прокладывая себе дорогу рядом кровопролитных стычек с арабами, Убейдулле к концу владычества Тулунидов становилось опасным оставаться в Египте. Между тем «махдий» не мог никоим образом появиться среди берберов раньше окончательного изгнания аглабидов: спасителю мира нельзя же было подвергать себя риску хотя бы временного поражения. Иное дело его полководец — за неудачей тому предстоял только шанс восстановить свой престиж, но пророк должен считаться всегда непобедимым. Поэтому Убейдулла пустился в весьма опасное путешествие через занятую еще аглабидами страну и укрылся инкогнито в Сиджильмасе, где никто из Бену Мидрар и не подозревал о его присутствии между ними (292 = 905). Позже его заключили даже в темницу (вероятно, к концу 295 или началу 296 = 908). Но Ши’ий одерживал быстро победу за победой, он занял покинутую Зиядет-Аллой Раккаду (1 Раджаб 296 = 26 марта 909), затем потянулся на запад и овладел Тахертом, столицей Бену Рустем и наконец после короткой борьбы с войсками Мидраритов 7 Зуль Хидаоки 296 (27 августа 909) вступил и в Сиджильмасу. Освобожденный из своего заточения, Убейдулла торжественно вступил теперь в Раккаду 29 Раби II 297 (15 января 910). Немедленно же принял он официально титул аль-Махдия и «повелителя правоверных» как законный имам и халиф. Аббасидам пришлось поневоле мириться с возникновением наряду с ними халифата Фатимидов, притом с такими широкими притязаниями на исключительное владычество.