и сообщают, что если я пробуду здесь до ужина, то меня накормят. У меня забирают обувь и отводят в камеру. Там есть приделанная к стене койка и короткая полка на противоположной стороне. Стены белые, ковролин серый, свет рассеян решеткой. Мне приходит в голову, что Эдварду бы здесь понравилось, но, разумеется, это не так – тут все грязное, вонючее, неудобное и дешевое.
Дежурного адвоката я жду три часа. В какой-то момент мне приносят копию обвинительного акта. На бумаге все это кажется еще мрачнее, чем звучало наверху.
Я пытаюсь не думать о выражении на лице инспектора Кларка, когда я выходила. Гнев ушел, осталось только отвращение. Он мне поверил, а я его подвела.
Наконец приводят толстого молодого человека с гелем в волосах и здоровенным виндзорским узлом на галстуке. Он встает на пороге и пожимает мне руку, удерживая кипу бумаг.
Э-э… Грэм Китинг, говорит он. Боюсь, что все комнаты для общения с адвокатами заняты. Придется поговорить здесь.
Мы садимся рядом на жесткую койку, словно двое застенчивых студентов, не знающих, как приступить к делу, и адвокат просит меня рассказать о том, что случилось. Даже мне самой объяснения кажутся неубедительными.
Что со мной будет? спрашиваю я, закончив.
Все зависит от того, на чем сосредоточится обвинение: на трате времени полиции или на попытке воспрепятствовать правосудию, говорит он. Если на первом и если вы признаете вину, то вас могут приговорить к общественным работам или к условному сроку. Если на втором… ну, приговор, который может назначить судья, ничем не ограничивается. Предел – пожизненный срок. Разумеется, это только для особо тяжких случаев. Но должен вас предупредить, к этому преступлению судьи обычно относятся серьезно.
Я снова начинаю плакать. Грэм лезет в портфель и находит пачку салфеток. Это напоминает мне о Кэрол, а следом я думаю о другой проблеме.
Они ведь не смогут допросить моего терапевта, правда? спрашиваю я.
О каком терапевте речь?
После ограбления я стала ходить к психотерапевту. Мне ее в полиции рекомендовали.
И вы рассказали терапевту правду?
Нет, жалобно говорю я.
Понятно, говорит он, хотя он определенно сбит с толку. Ну, если мы не будем говорить о вашем душевном состоянии, то у них не будет причин к ней обращаться.
Он на миг умолкает. И тут самое время обсудить, какой будет наша защита. Точнее сказать, попытка добиться смягчения приговора. Вы ведь уже рассказали полиции, что произошло. Но о том, почему, вы, по сути, не говорили.
Что вы имеете в виду?
В делах, касающихся преступлений сексуального характера, контекст играет решающую роль. Поскольку это дело началось с обвинения в изнасиловании, то и вести его будут, как относящееся к таковым. Мне, например, приходилось представлять в суде женщин, которых угрозами вынуждали сделать или, наоборот, отозвать заявление. Это полезный опыт.