– Можете пожить у меня, если хотите.
– Спасибо. Но я и так вам навязываюсь.
– Но мы же останемся друзьями, Джейн, правда? Когда вы отсюда съедете, вы ведь меня не забудете?
– Конечно, нет, – говорю я; мне немного неловко от его молящего тона. – В общем, передо мной моральная дилемма. – Я указываю на стол, на котором в створчатом футляре лежит мое ожерелье. – Из-за всех этих дел с ожерельями я решила узнать, сколько оно стоит. Оказывается, около трех тысяч фунтов.
Саймон поднимает брови.
– А это – неплохой такой задаток за квартиру.
– Именно. Но мне кажется, что мне нужно вернуть его Эдварду.
– Зачем? Если он решил сделать вам дорогой подарок – его проблема.
– Да, но… – Я не знаю, как объяснить. – Я не хочу, чтобы он думал, будто меня интересует исключительно его стоимость. Но проблема в том, что деньги мне нужны. – И я не хочу, чтобы он презирал меня еще сильнее, думаю я, но вслух этого не говорю.
– То, что для вас это вообще дилемма, уже очень многое о вас говорит, Джейн. Большинство на вашем месте и не задумалось бы. – Саймон улыбается. Напряженности, которую он выказал только что, когда я заговорила об Эдварде, больше нет. Почему он так напрягся? Что он ожидал услышать?
И тут я задумываюсь об одном обстоятельстве – неприметном, но совершенно очевидном.
Если Саймон прав и мое ожерелье – то самое, которое Эдвард дарил Эмме, то на одной из нитей не хватает одной жемчужины. Но я смотрю на него, и мне кажется, что все нити совершенно, идеально симметричны.
Я пробегаю пальцами по верхней нити, быстро считая. Двадцать четыре жемчужины.
На второй нити тоже двадцать четыре жемчужины.
Как и на третьей.
Эдвард не лгал. Все-таки он подарил мне не то ожерелье, которое дарил Эмме. События развивались не так, как описывал Саймон: Эдвард не убивал Эмму, не собирал и не уносил рассыпавшийся жемчуг.
Но это мог сделать Саймон.
Эта мысль вплывает мне в голову, полностью оформившись. Что, если все произошло именно так, как сказал Саймон… только при его, а не Эдварда, участии?
У тебя нет доказательств, говорю я себе.
Но мне вдруг становится куда менее радостно от того, что этот человек проведет здесь ночь.
Я задумываюсь еще об одном обстоятельстве. Пока Саймон здесь, дом функционирует без перебоев. Из кранов течет вода, конфорки работают, даже «Домоправитель» не блокируется. Почему?
Не потому ли, что он каким-то образом все это подстраивал?
Когда я наехала на Тиля, вид у него был смущенный. Но еще и озадаченный. И он сказал что-то о неполадках.
Может быть, ему было неловко оттого, что кто-то посторонний влез в системы Дома один по Фолгейт-стрит, и он это знал?