– Да?
– Кто вы? – Я указываю на букет. – Зачем носите цветы? Меня зовут не Эмма.
– Цветы, вообще-то, не для вас, – с отвращением произносит он. – Я их меняю, потому что вы их забираете. Поэтому я и оставил записку – чтобы до вас наконец дошло, что они не для украшения вашей дизайнерской кухни. – Он останавливается. – Завтра ее день рождения. Точнее, был бы завтра.
Наконец я понимаю. Эти цветы – не подарок, а дань памяти. Вроде тех, что приносят на место трагедии. Я мысленно корю себя за то, что, поглощенная мыслями об Эдварде Монкфорде, даже не подумала об этом.
– Простите, – говорю я. – А она… Это произошло здесь, неподалеку?
– В этом доме. – Он указывает на Дом один по Фолгейт-стрит, и у меня по спине пробегает холодок. – Там она и умерла.
– Как? – Чтобы не казаться назойливой, я добавляю: – Это, конечно, не мое дело, просто…
– Смотря кого спросить, – перебивает он меня.
– В каком смысле?
Он смотрит мне в лицо. У него усталые глаза.
– Ее убили. Коронер вынес «открытый вердикт», но все, даже полицейские, знали, что ее убили. Сначала он отравил ей разум, а потом убил.
На мгновение я задумываюсь, не бред ли все это, не безумен ли этот человек. Но он кажется слишком искренним для этого, слишком заурядным.
– Кто? Кто ее убил?
Он лишь качает головой, поворачивается и идет к машине.
Тогда: Эмма
Утро после вечеринки. Мы еще спим. Звонит телефон, но я не сразу просыпаюсь под непривычный рингтон – телефон новый, куплен взамен старого, украденного. Голова все еще тяжелая, но я все равно замечаю, как светлеет в комнате – под звук телефонного звонка окна постепенно становятся прозрачнее.
Эмма Мэтьюз? говорит женский голос.
Да? отвечаю я хрипловатым после вчерашнего голосом.
Это сержант Уиллан, ваша связная в полиции. Мы с коллегой у вашей квартиры. Звоним в дверь. Можно войти?
Я и забыла предупредить полицию о переезде. Говорю: мы больше не живем по этому адресу. Мы теперь в Хендоне, в Доме один по Фолгейт-стрит.
Подождите, просит сержант Уиллан. Прижав телефон к груди, она с кем-то совещается – голос ее звучит приглушенно. Затем она снова произносит в трубку: будем минут через двадцать, Эмма. По вашему делу есть кое-что серьезное.
К приезду полицейских мы почти разобрали оставшийся от вечеринки завал. На каменном полу еще остались злополучные красные винные пятна, с которыми нам еще предстоит разделаться. Дом, конечно, не в лучшем виде, но сержант Уиллан все равно восхищена.
Немного отличается от вашего прошлого жилища, замечает она, озираясь.
Я весь прошлый вечер разъясняла Правила друзьям, и делать это снова у меня нет сил. Я говорю: нам дали большую скидку, а мы смотрим за домом.