– «Тот, у кого нет музыки в душе, кого не тронут сладкие созвучья, способен на грабеж, измену, хитрость», сэр.
– Благодарю вас, Дживс. Способен на грабеж, измену, хитрость, – повторил я, возвращаясь.
Он сделал несколько шажков, как бы пританцовывая.
– Известно ли вам, что дама, живущая в квартире под вами, миссис Тинклер-Мульке, – одна из моих пациенток? У миссис Тинклер-Мульке чрезвычайно расстроены нервы. Мне пришлось прописать ей успокаивающее.
Я поднял руку.
– Прошу избавить меня от хроники жизни в дурдоме, – небрежно бросил я. – И позвольте поинтересоваться со своей стороны, известно ли вам, что миссис Тинклер-Мульке держит шпица?
– Вы бредите.
– Отнюдь нет. Это животное лает целыми днями, а иногда и чуть не всю ночь. И при этом у миссис Тинклер-Мульке хватает наглости жаловаться на мое банджо? Ну, знаете ли! Пусть сначала вынет шпица из собственного глаза, – изрек я библейски.
Здорово я его уел.
– Я пришел говорить не о собаках. Вы должны дать обещание, что немедленно прекратите терзать эту несчастную женщину.
Я покачал головой:
– Жаль, что она не понимает музыки, но искусство превыше всего.
– Это ваше последнее слово?
– Последнее.
– Прекрасно. Вы еще обо мне услышите.
– А миссис Тинклер-Мульке будет слушать вот это, – сказал я, подняв над головой банджо.
Потом нажал кнопку звонка.
– Дживс, проводите сэра Р. Глоссопа!
Признаюсь, я был очень доволен, что сумел даже ему дать отпор в этом столкновении воль. А ведь было время, и вы, наверно, его помните, когда неожиданное появление в моей гостиной старикашки Глоссопа обращало меня в трусливого зайца. Однако я с тех пор закалился в горниле жизни, и его вид уже не наполняет меня неизреченным ужасом. С чувством глубокого удовлетворения я исполнил «Кукольную свадьбу», «Поющих под дождем», «Заветные три слова», «Спокойной ночи, любимая», «Люблю тебя», «Весна, цветущая весна», «Чья ты, крошка?» и «Куплю себе авто с клаксоном, гудеть он будет ту-ту-туу…», исполнил в поименованном порядке, но последнюю песню допеть не успел: телефон зазвонил.
Я снял трубку и стал слушать. И чем дольше я слушал, тем упорней каменела решимость на моем лице.
– Очень хорошо, мистер Манглхоффер, – холодно отчеканил я. – Можете сообщить миссис Тинклер-Мульке и ее приспешникам, что я выбираю второе «или» вашей альтернативы.
И тронул кнопку звонка.
– Дживс, – сказал я, – у нас неприятности.
– В самом деле, сэр?
– В Беркли-Мэншнс, в респектабельном аристократическом сердце Лондона, назревает отвратительный скандал. Не вижу у живущих здесь людей желания идти на взаимные уступки, и уж вовсе отсутствует дух добрососедства. Я только что говорил по телефону с управляющим нашего дома, он предъявил мне ультиматум. Сказал, или я прекращаю игру на банджо, или должен съехать.