Потому что главный элемент в этом комплексе – направленный взгляд Ахматовой.
Но тут и начинаются проблемы.
Возьмем фактор Робеспьера. Его именем была названа набережная. Распростершись перед Ахматовой, набережная Робеспьера одним только названием вносила весомый, хотя и символический вклад в этот общий мемориальный комплекс. Где же еще быть памятнику «Жертвам политических репрессий», как не на набережной Робеспьера? Семь лет стояла Ахматова перед набережной Робеспьера. И тут вернули прежнее название набережной. И стала она Воскресенской.
Воскресенская – по имени уже не существующей церкви, конечно, тоже со смыслом. Но для «Жертв политических репрессий» Робеспьер, согласитесь, круче!
А скоро и сам следственный изолятор покинет свои исторические корпуса, новые здания для него уже построены в Колпино. На момент написания этого текста (август 2014 года) общественность еще не оповещена о судьбе, уготовленной для Крестов. Но что бы там ни образовалось – развлекательный ли комплекс, торговый ли центр, пятизвездночный ли отель или многофункциональный комплекс для сдачи помещений под офисы, – смотреть Ахматовой на него не только необязательно, но даже нелепо.
А поскольку прямой взгляд Анны Андреевны утратит смысл, весь грандиозный мемориал мгновенно разрушится, и каждый его элемент будет уже сам по себе. Впрочем, этого грандиозного разрушения случайный взгляд постороннего опять-таки не заметит.
Это ведь Ленину безразлично – на что смотреть. Куда бы он ни глядел – на баню, на пивную или на ту же тюрьму, – Ленин всегда самодостаточен. Ахматова, глядящая на Кресты, – это совершенно другое. Нет Крестов – нет смысла глядеть.
Конечно, возникнут новые смыслы – так не бывает у памятников, чтобы все у них целиком обессмысливалось. Возможно, во взгляде Ахматовой мы сумеем прочитать укор или даже иронию (пускай и нехарактерную для исторической Анны Андреевны).
Возьмут ли с собой в Колпино работники следственного изолятора гипсовую копию памятника Ахматовой? Полагаю, что да. Она ж у них на балансе?
А идею ансамбля, включающего эту копию, только так можно понять. Коль скоро бронзовая Ахматова не может в даль не смотреть, то и в гипсе отлитый двойник ищет дали для взгляда, а тут стена, – что же он тогда делает в следственном изоляторе? А ничего. Здесь не задают вопросов: этот памятник – заключенный.
Это даже не памятник, это тень памятника – с того берега реки.
Тень памятника относится к памятнику, как гипс к бронзе.
Или как тень Нила к самому Нилу.
Но тогда это уже не Нил никакой, а Стикс, что ли?