— Это ты, Петя? — почему-то шепотом спросила женщина.
«Воров, что ли, боятся?» — подумала я. Поднимаемся на второй этаж, по ходу открываются много замков и следом же закрываются.
— Познакомься, мама. Это Нонна, мой товарищ и друг.
— Анна Федоровна, — негромко говорит женщина лет сорока с небольшим.
— Ирина Петровна, — протянув руку, представилась и мама.
— Проходите, — еще тише, с испуганными глазами предложила мать Пети.
— Петя — вылитый вы, — сказала мама.
— Что вы! Он на отца похож. Проходите.
Мама подзадержалась в сенях: сняла строченые, как телогрейка, бурки, на них положила фуфайку, а кашемировый платок накинула на плечи.
Обнажив все тридцать два зуба, мама тут же приступила к характеристике дома.
— Вот это да! Дерево, — чуть не криком начала она, — бревна! Ведь это так полезно! А у нас саман. Знаете, что это такое? Нет, откуда вам — крутом столько леса. Кра-со-та! И пахнет. — Она кулачком постучала по бревну. — На сотни лет!
Как заправский экскурсовод, она все объясняла, рассказывала, упростив тем самым знакомство.
Когда сели, мать Пети сделалась красная, как рак, склонила голову набок и, не поднимая глаз, сказала в сторону:
— Да, везде по-другому.
Внешне она была ничем не примечательна: как белая булочка, с шестимесячной завивкой, в маркизетовом платье, рукава фонариком. Молодая, лицо немного побито оспой. Видно, она была недовольна шумом, который подняли. Петя щипнул меня и вывел в сени.
— Почему твоя мама так громко разговаривает?
— Мыс Кубани, у нас в степи люди все так кричат.
— Так и нижние могут все услышать, — хрустя пальцами, с тревогой сказал Петя.
— А кто там внизу?
— Родственники.
— Родственники?!
— Пойдем, тут еще слышнее, а ты тоже кричишь.
А вот и сонный, с газетой в руках выплывает худой высокий человек — отец Пети.
— Что за шум, а драки нет? — шепчет он.
— Вот, Петя приехал со своей девушкой и ее мамой.
— Ты пока, Анюта, на стол сообрази, а я покажу им свое хозяйство, — проскрипел он.
Мы спустились вниз, вышли с тыльной стороны дома, и он стал показывать яблони, аккуратно трогая набухшие почки. Потом подвел к кроликам. Мы иногда с мамой переглядывались, один раз она мне даже подмигнула. Наконец слышим шепот из маленького окошечка сеней, выходящего в сад:
— Шура, Шура!
Он повернулся к окошку.
— Шура! — зашипела жена. — Идите!
Мы пошли. Мама, как фокусник, опять сбросила в сенях бурки, телогрейку и, стуча пятками (я подумала — нарочно), кивнула на стол.
— Видала, дочка, кацапский стол? Винегрет, грибы, лахветники… Знаете, — продолжала она, садясь, — я тут в Зарайском районе практику проходила, так научилась вашим обычаям.