— Я смогу.
— Тогда сделай это. Просто сделай это, если это то, чего ты хочешь. Я не коснулся ни одной другой женщины после тебя, и не коснусь. Ни одна из них мне не интересна. Но это мой выбор. Он должен быть и твоим тоже. Я не могу заставить тебя, и не могу наказать тебя за то, кем ты являешься.
Он не мог наказать меня за то, что я была шлюхой. Шалавой. Пустым сосудом для секса без каких-либо целей и угрызений совести. Однако он имел в виду не это. Но я знала, что именно: что я была просто каким-то духом богини, не от мира сего, парящей над заботами о банальных вещах, таких, как верность, и он обрезал мне крылья.
— Ты серьёзно? — спросила я. — Ты имеешь в виду, что мог бы просто отпустить меня пить и трахаться, когда тебя нет рядом, и это было бы приемлемо для тебя?
— Я, наверное, единственный человек в мире, который не чувствует ревности от этой мысли, но ты должна быть собой. Я приму тебя такой, или не приму вообще. Ты знаешь, кто ты для меня. Ты — моя причина, чтобы чувствовать себя хорошо. Даже после всего, я счастлив, когда думаю о тебе. Это всё, чего я хочу — почувствовать эту свободу. Я не заинтересован в «багаже», который получу, принудительно сделав тебя исключительной. Дети, брак, миф о счастливом доме. Ничего из этого нам не видать.
Он и раньше это говорил, и я приняла это тогда.
— Я хочу спросить кое-что, — сказала я, опуская глаза.
— Да? — он поднял бровь. Дикон знал, что я собиралась спросить; я бы поставила весь свой трастовый фонд на это.
— Можешь сказать мне, что случилось? Как я ударила тебя? Я не могу воспроизвести события в своей памяти.
Дикон отвёл взгляд. В профиль он выглядел задумчивым, статным, с горбинкой на когда-то сломанном носу, и его подбородок был высоко поднят.
— В этом рассказе не будет никакого смысла, если я это сделаю, разве не так? Ты должна вспомнить сама.
— Я не могу.
Дикон наклонился.
— Можешь, — его голос стал низким, превращая вдохи в слова.
Когда он говорил вот так, я могла услышать его независимо от того, насколько громко играла музыка. Я покачала головой, чувствуя пощипывание в носу — слёзы, порождённые стыдом.
— Я могу помочь тебе.
— Расскажи мне. Пожалуйста.
— Нет, я могу помочь тебе вспомнить. Ты хочешь этого?
Я кивнула. Чёрт, он был так близко: дышал на меня, его щетина рядом настолько, что мне стоило лишь шевельнуться, и я бы почувствовала её. — Да.
— Мы должны остаться наедине, — сказал он.
— Что у тебя на уме?
Дикон поднял бровь. У него не было ни малейшего намерения говорить мне. Боже, как я любила его. Он — волплощение силы и уверенности в том, что всё, чего он может достичь, будет в порядке. Неудивительно, что я развалилась на части, когда он ушёл.