где светлели какие-то пятна. Долго сидел, освобождая желудок, еда выходила со
стонами и вздохами. Когда смог подняться, ноги зашлись в мелкой противной
дрожи. Пошарил руками вокруг — ни листика, ничего похожего даже на это не
было. Подтираться песком совершенно не хотелось. Мальчик, сызмальства
приученный матерью содержать себя в чистоте, даже в пустыне, где влага
становилась мерилом жизни и предметом первой необходимости, решил
добраться до воды, чтобы совершить необходимый туалет. Где ползком, где на
карачках, где на ощупь — потихоньку, помаленьку, придерживая одной рукой
штаны, дополз до влажного песка и тут же пребольно ударился об шершавый
здоровущий камень, лежащий у кромки воды. Попрыгал на одной ноге, шипя от
боли, но даже не вскрикнул, опасаясь, что разбудит ящеров. Да и спутников
переполошить не хотел.
Вальд, как истинный астроном, врожденным чутьем уже давно
вычислил всех, кто к каким кастам принадлежал. Нашел и того, кто был его
кровником. Это был тот вечно молчащий мальчик, которого звали Кир, у него
была бумажка, на ней написано, как его имя. Вальд очень удивился, что есть
еще астроном-ребенок, мама говорила ему, что он остался единственный на
весь Мир, а то и на всю Зорию. Глаза привыкли к царящему мраку, который уже
не казался таким непроглядным. Откуда-то попадали полосы серого света, в
которых плясали пещерные пылинки. Вальд добрался до воды, вымылся, и не
смог удержаться, чтобы не поплавать в прохладной темной водичке, которая
перестала быть враждебной и неживой. Воду впервые в жизни в таком
изобилии он увидел совсем недавно и не мог никак насладиться ее вкусом,
прохладой и ощущениями. Плавал долго. Чувствуя, что начинает мерзнуть,
выбрался на песок, заметив, что оказался далеко от спящих. Попрыгал
поочередно на ногах, чтобы вылилась вода из ушей — так научили его вчера
ребятишки, для которых купание не было новинкой. Были даже и такие,
которые купаться не любили совершенно, хотя вчера в воду полезли и они. Их
Вальд не мог понять, как ни пытался. Даже сейчас, когда мальчик только
покинул воду и уселся обсыхать на куске дерева, неизвестно какими путями
попавшего сюда, его тянуло снова окунуться. Одежда осталась там, где он
вошел в воду, а в пещере было довольно зябко. Сидел, вздрагивая от
окружающей прохлады, обняв себя руками. От нечего делать и от присущего