Он начался, как любой другой день в «Якоре». Погода, как обычно, буйствовала. В гостиной прихожане собирались для молитв. По дому, подобно непрошеным гостям, перемещались тени скуки и уныния. Но после ужина неожиданно прорвавшееся сквозь тучи вечернее солнце выгнало священника из дома, и, влекомый каким-то внезапным побуждением, он отправился к морю.
В силу различных причин, писал отец Уилфрид, никогда раньше он туда не ходил. Его всегда достаточно сильно отпугивали местные истории о непредсказуемости приливов, да и в любом случае, чтобы добраться до берега, нужно было пересечь болота по дороге, которая едва была видна, затопленная после дождя. Да и что он найдет, когда доберется до берега? Явно ничего интересного. Только смесь тины с песком и то, что выбросило море. Отец Уилфрид опасался, что это будет пустой тратой времени, и тогда он подумал о второй важной причине, по которой никогда не уходил далеко. Время было его даром прихожанам, когда они останавливались в «Якоре», поэтому несправедливо будет этот дар растратить. Важно, что он приходит к страждущим по первому зову, так сказать.
Но необъяснимое желание пойти к морю не оставляло священника. Он ощущал его так же сильно, как любое требование, исходящее от Бога. Поэтому ему ничего не оставалось, как надеть пальто, взять свою тетрадь и идти на Его зов.
По всей видимости, предположил отец Уилфрид, просто тот факт, что он никогда не был там до сих пор, делал зов таким мощным. Ибо не обязанность ли это христиан идти на поиски, устремляться вперед, быть миссионерами? Не брать Бога с собой, как продаваемый товар, но сделать так, чтобы Он явил себя. Возвысить его над землей. Бог везде. Людям нужно только увидеть Его.
Отец Уилфрид не сомневался, что Бог проведет его по пескам, будет руководить им и объяснит те уроки, которые необходимо усвоить для Сент-Джуд. Он скажет, какой должна быть духовная милостыня, которой нужно будет одарить тех, кто не смог совершить паломничество и упустил случай прочувствовать то особое внимание, которое Бог даровал каждому, кто сделал такое усилие. Разумеется, ради блага прихода его собратья-паломники не рассердятся, если побудут часок одни. Они поймут важность совершаемого им действия.
Он осознавал себя пастырем с картин прерафаэлитов, тем, кто грезил под пестрой сенью векового дерева, его мысли уносились в высокие сферы. Его паства разбрелась по склонам холма за пределы его непосредственного охранения, но была в достаточной безопасности, чтобы люди могли бродить по пастбищам, оставленные на время без присмотра. Да, они поймут.