— Что случилось, миссис Смит? — спросил отец Бернард.
— Эндрю ел рагу, — ответила Мать.
— Ему явно не удалось съесть много, — засмеялся священник.
— Я же говорила вам, преподобный отец. Он должен соблюдать пост, как все мы, — сказала Мать. — Это очень важно. Он должен быть полностью подготовлен.
— Не думаю, чтобы немножко овощей с мясом сильно повредили ему, Эстер, — заметил Родитель.
— Он съел половину, — возразила Мать, указывая на коричневую подливку, которую уже с интересом обнюхивал Монро.
Отец Бернард позвал собаку, но Мать пренебрежительно махнула рукой:
— Пусть ест, преподобный отец. Теперь уже все равно.
Хэнни принялся облизывать пальцы. И тут Мать, тяжело дыша, схватила его за руку и потащила к задней двери. Открыв ее навстречу струям дождя, она до тех пор запихивала пальцы Хэнни все глубже в глотку, пока он не вывернул содержимое желудка на ступеньки.
Я умыл брата в кухонной раковине и отвел его в спальню прилечь.
Я попытался уговорить Хэнни еще поспать, но он по-прежнему был возбужден и постоянно ходил в туалет. Каждый раз он возвращался оттуда все более бледным, с покрасневшими, воспаленными глазами. Наконец он сел на край моей кровати, гремя банкой с гвоздями.
— Где болит, Хэнни? — спросил я, прикасаясь к его вискам, лбу и макушке.
Он расположил руки на голове, образуя каску. Болело везде.
— Попробуй уснуть, Хэнни, — предложил я. — Тебе станет лучше.
Брат взглянул на меня, затем коснулся матраса.
— Хорошо, — сказал я, — но только недолго.
Я лег рядом с ним, и через несколько минут он захрапел. Я постарался как можно тише выбраться из кровати и вышел из комнаты.
Дождь перестал, последние капли воды стекали по старым водосточным канавкам, проложенным по булыжнику к массивной сточной решетке посередине двора.
Снаружи, как и внутри, «Якорь» производил впечатление места, которое жители многократно покидали. Места, обманувшего надежды и заброшенного. Стены, окружающие двор, развалились, превратившись в мозаику из камней разного размера, которые никто не мог сложить заново, поэтому разломы были просто затянуты проволокой. В углу можно было видеть небольшой сарай с жестяной крышей. Он был заперт, обнесен цепью, птичий помет обильно покрывал, его стенки. А дальше, за пределами двора, начинались огромные пустынные поля, так давно не возделывавшиеся, что ржавые плуги, культиваторы, сеялки, брошенные там еще с тех времен, когда мы только начали ездить в Лоуни, были почти полностью погребены под зарослями крапивы и терновника.
С моря дул порывистый ветер, словно проводя гигантской расческой по низкорослой траве и бросая в дрожь стоячую воду в крупных водоемах. Послышались какие-то звуки. Я обернулся. Рядом со мной стоял отец Бернард.