— Да, Хэнни, — сказал я. — Я знаю. Хорошо, что они снова у тебя.
Брат должен был бы уже устать, однако он выглядел возбужденным и взволнованным. Я подумал, что это из-за часов или потому, что он увлекся своей игрой, но Хэнни взял меня за руку и подвел к своему ранцу, который висел за дверью. Отстегнув клапан, он вытащил энциклопедию, которую они смотрели вместе с Элс.
Он закрыл глаза и приложил пальцы к губам.
— Что ты хочешь сказать, Хэнни?
Он снова коснулся губ.
— Ты имеешь в виду девочку в том доме? Я знаю, она подарила тебе эту книжку, так?
Брат сел на кровать и открыл книжку ближе к концу. Внутри был коричневый конверт, один из тех, на которых восседал овечий череп. Хэнни, должно быть, положил его в ранец, пока я разговаривал с Лорой. Он открыл конверт, чтобы я мог посмотреть. Там лежали деньги — много денег.
— Отдай мне, Хэнни, — попросил я.
Видя, что я протянул к конверту руку, брат слегка качнул головой, нахмурился и спрятал книгу на груди.
— Я сказал, отдай, — повторил я.
Он покачал головой, но на этот раз более медленно, не зная, что ему делать. Я занес ногу над солдатиками.
— Дай, Хэнни, — приказал я.
Брат посмотрел на меня и медленно протянул книгу с конвертом, потом отстранил меня рукой и снова опустился на колени, чтобы продолжить игру.
Я сел на кровать и заглянул в конверт. Там были сотни десятифунтовых купюр и среди них листок с именами.
Хейл. Парри. Паркинсон. Коллиер.
— Ты не должен был это брать, Хэнни, — сказал я. — Ты получил обратно свои часы, так? Зачем тебе понадобилось брать и это тоже?
Брат не реагировал.
— Христа ради, Хэнни! — Я схватил его за локоть и показал конверт. — Здесь же тысячи фунтов.
Хэнни уловил взволнованные интонации в моем голосе и снова уселся на кровать, сжав голову руками.
— Завтра, — сказал я, — ты отнесешь это обратно. Я не собираюсь брать вину на себя. Что бы эти люди ни решили сделать с тобой, я им не позволю.
Говорить это было жестоко, я знаю, но Хэнни заслужил эту взбучку, особенно после того, что сказал Клемент. Он пошел надеть маску гориллы, и я не отговаривал его. Страх сослужит ему хорошую службу. Он должен понять, каковы последствия того, что он сделал. Я не собираюсь всю жизнь за ним присматривать. Я имею в виду, что мы неизбежно рано или поздно разойдемся. Университет, карьера, семья, жилье, дети… Хотя сейчас все это трудно представить, но я не сомневался, что, даже сам того не желая, рано или поздно я должен буду обрести все эти символы состоявшейся жизни. Это так же предсказуемо, как старость. Просто так случается в жизни. Разве нет?