Генри широко раскрыл глаза, когда увидел, с чем мы пришли. Он каким-то образом понял, что крапива предназначена для него, и в голове у него роились самые ужасные предположения.
— Садитесь, — сказал нам отец Уилфрид, и мы повиновались.
Генри начал было спрашивать нас, что происходит, но снова замер в неподвижности, когда отец Уилфрид хлопнул дверью ризницы.
Несколько секунд отец Уилфрид постоял у стены, глядя на нас. Смятение Генри росло.
— У меня к вам вопрос, мальчики, — сказал отец Уилфрид наконец, принимаясь, как обычно, расхаживать взад-вперед по каменным плитам и похлопывая ладонью по Библии. — Когда наступит Судный день, кто будет низвергнут ниже всех в Ад?
Пол немедленно поднял руку.
— Язычники? — предположил он.
— Нет, — ответил отец Уилфрид, — еще ниже, чем язычники.
— Протестанты? — продолжал Пол.
Отец Уилфрид внезапно остановился напротив Генри:
— А ты как думаешь, Маккаллоу?
Генри испуганно поднял на него глаза:
— Убийцы, преподобный отец?
Отец Уилфрид покачал головой:
— Нет, Маккаллоу. Те, о ком я говорю, будут с завистью смотреть на то, как наказывают убийц.
— Те, кто погряз в блуде, — внезапно сказал Пол.
— Ближе, Пиви. Онанисты, — объявил отец Уилфрид.
Генри смотрел себе под ноги.
— Испорченные маленькие мальчики, у которых слишком много времени и есть руки, которым нечем заняться. Маккаллоу, твоя мать говорит, что ты онанируешь.
— Нет, преподобный отец.
— Она говорит, что ты держишь в своей комнате грязные журналы.
— Я не держу, преподобный отец. Это ее журналы.
— Ты хочешь сказать, что твоя мать лжет?
Генри ничего не ответил.
— Пятая заповедь, Пиви.
— Чти отца твоего и мать твою, — процитировал Пол, выжидательно глядя на Генри.
Отец Уилфрид положил Библию на стол:
— Я еще раз спрашиваю, Маккаллоу. Твоя мать — обманщица?
— Нет, преподобный отец.
— Так, значит, то, что она мне рассказала, правда?
Генри опустил голову на руки. Отец Уилфрид скривил верхнюю губу, как будто запахло чем-то крайне неприятным.
— Грешный мальчик, — сказал он, — у меня не было времени для таких вещей, когда я был в твоем возрасте. Я был слишком занят, выпрашивая остатки пищи, которыми и собака погнушалась бы, чтобы прокормить свою семью, да и соседскую тоже. Подумай о бедных в следующий раз, когда тебя будет одолевать искушение, — их рукам неведома праздность, мальчик. Они либо работают, либо молятся о работе.
— Простите меня, преподобный отец, — рыдал Генри.
Отец Уилфрид впился взглядом в Генри, но протягивал руки в нашу с Полом сторону, и, неуверенно посмотрев друг на друга секунду, мы передали ему крапиву, которую священник взял, даже не поморщившись.