Он потряс своей «Рейсинг пост» и прищурился на меня с таким же удивленным презрением, какое иногда я видел на лице отца, и его взгляд говорил о том, что он точно знает, как работает этот мир, в то время как я продолжаю искать к нему инструкцию.
Дождливым вечером в понедельник в кинотеатре было наполовину пусто. Я покачал головой и с раздражением зачавкал попкорном. Я не мог в это поверить.
Новая копия фильма «Семь самураев», и все, кого он привлек, — это кучка любителей Куросавы и несколько влюбленных парочек, обнимающихся и жующих обязательный попкорн? Когда семь самураев столкнулись с бандитами, которые терроризировали сельчан, я увидел светящиеся в темноте экранчики мобильных. Невероятно.
Выйдя из кино, я спросил себя, что бы сделал Пэт. Наверное, сказал бы, что это не идет ни в какое сравнение с «Великолепной семеркой», а я бы возразил, что это очень глупая точка зрения, потому что вестерн с Юлом Бриннером и Стивом Маккуином — всего лишь голливудский римейк японского оригинала. А Пэт лукаво усмехнулся бы и сказал — конечно, но в первую очередь фильм Куросавы был задуман как дань уважения Джону Форду.
Но Пэта здесь не было.
Я стоял перед зданием кинотеатра, дрожа от вечернего холода, и чувствовал, как урчит в животе. Если я пойду домой, то, хорошенько обыскав новый холодильник, найду там сашими и моллюсков, а мне хотелось тост с сыром. Поэтому я направился к пиццерии в дальнем конце Айлингтон-Грин, но остановился, не войдя внутрь, потому что увидел знакомое лицо.
Питер сидел в пиццерии у окна вместе с женщиной и двумя детьми. Нет, с тремя, потому что женщина держала на руках младенца.
Она выглядела как упрощенная копия Джины, как ее младшая сестра.
Высокая, яркая, но без сияния, которое излучала Джина. Я смотрел, как она одной рукой покачивает младенца, а в другой держит кусок чесночного хлеба. Двое старших детей вели себя очень прилично. Они ели мини-пиццу, болтая ногами под столом. Их отец поднес к губам бутылку пива «Перони». Но, заметив меня, застыл, не донеся бутылку и полуоткрыв рот.
Он повернулся к своей семье. Сделал большой глоток.
А я стоял и смотрел на него, потому что хотел, чтобы он знал: я все видел. Хотел, чтобы он смутился.
Даже сейчас часть меня защищала Джину. Нелепо, я понимаю. Я продолжал смотреть на него до тех пор, пока женщина не подняла на меня глаза — на психа, прижавшегося носом к стеклу пиццерии, — и тогда я отвернулся.
Мне все еще хотелось есть, но я прошел по всей Аппер-стрит, не найдя, где утолить голод. Там была любая еда, которую можно себе вообразить. Тайская кухня, мексиканская, китайская — все, что угодно. Но везде было полно семей и влюбленных парочек. Я шел до самого дома с протестующе бурчащим животом, хотя мне казалось, что надо только дойти до следующего ресторана.