И именно по этой причине я не любил приходить к могиле, которую они делили. Не говоря уже о том, что я всегда был занят собственной жизнью, а на трассе М25 всегда были пробки, потому что местные жители ездили на работу в Лондон и обратно. А кроме того, я не верил, что мои мать и отец действительно покоятся на этом холодном живописном кладбище с пятисотлетней церковью за ним, окруженном желтыми полями.
Но я ошибался.
Они были здесь.
И с ними был их внук, с безобразно остриженными, когда-то длинными светлыми волосами.
Элизабет Монтгомери подняла взгляд, когда я показался возле могилы.
Я увидел, что Пэт затянулся, прищурившись, выпустил дым и негромко сказал:
— Это всего лишь мой папа.
Элизабет Монтгомери встала, оправила юбку и улыбнулась. У нее была чудесная улыбка. И я подумал — какой замечательный выбор. Если ты мальчик и выбираешь девочку, которая сводит с ума, невозможно выбрать никого лучше, чем Элизабет Монтгомери. Девочка, которая пойдет с тобой и будет курить и пить сидр на могиле твоих бабушки и дедушки. Разве можно выбрать девочку лучше?
— Извините, — сказала она. — Мне надо пойти пописать.
Я посмотрел на Пэта, потом на могилу. Они принесли цветы, понял я, внезапно почувствовав угрызения совести.
— Ты отлично знаешь, как хорошо провести время с девочкой, — сказал я. — Сидр. Кладбище. Пачка сигарет. Ты просто транжира.
— Только не говори, что ты никогда не зависал на кладбище, — проговорил он, не глядя на меня.
Я засмеялся, вспоминая, как мы прятались на этом самом кладбище с лучшим другом, глядели в прицел двадцатидвухдюймовой пневматической винтовки и бежали домой всякий раз, когда небо темнело, а за могилами слышался шорох листьев.
Пэт протянул мне бутылку сидра.
— Давай, — сказал я и сделал большой глоток.
— Дело в том, что дедушка и бабушка, — сказал мой сын, — любят по-другому. Родители, извини, они все время хотят тебя переделать. Потому что всегда желают, чтобы ты был лучше. Умнее. Сильнее. Вежливее. — Он перевел взгляд на могилу. — А дедушка с бабушкой принимают тебя таким, какой ты есть. Они счастливы оттого, что ты такой, какими никогда не были и не будут твои родители. Родители всегда пытаются тебя усовершенствовать, словно ты сломанная вещь, которую надо починить. А дедушка с бабушкой любят тебя без всяких условий. По крайней мере, так я это помню.
Пэт снова посмотрел на могилу.
— Так и есть, — согласился я и глотнул еще сидра.
— Они умерли так давно, — сказал Пэт.
Почти в самом начале его жизни.
— Мне бы хотелось, чтобы они познакомились с Джони, — сказал я. — Я очень сожалею, что они не узнали ее.