Я могу заставить себя делать то, что от меня хотят. Не каждый это может. Арин вот не мог. Во всяком случае, у него никогда не получалось подчиняться слишком долго. Но я и не была привязана к позорному столбу. Я была добра и мила и делала вещи, которые, возможно, в конечном итоге, были куда хуже наказания. Один из моих хозяев, в конце концов, решил привезти меня в город.
Перед войной, за день до отъезда в деревню, перед тем как я покинула этот дом, Арин вручил мне высушенный цветок. Он был розового цвета и напоминал веер. Я убрала цветок в свой медальон. Села в карету. Позже я потеряла медальон, потеряла цветок. Но я его до сих пор помню.
— Почему ты мне всё это рассказываешь?
Сарсин посмотрела на девушку, греющуюся в ярком свете солнца.
— Потому что ты меня поймешь. — А потом добавила: — И его. — Она снова умолкла. — Ты спросила, где он.
— Мне плевать, где он.
— Он был в отъезде. Только что вернулся.
После этих слов Сарсин резко встала и вышла.
Очевидность намека Сарсин, чтобы она сходила и повидалась с ним, настолько вывела Кестрел из себя, что она почти предалась ничегонеделанию. Раздражение нарастало и заполонило всё. Если Сарсин вложит в руку Кестрел цветок, то она раздавит его в кулаке, и с радостью увидит осколки розовых лепестков. Она почувствовала себя точно так же, сродни этим осколкам, когда проснулась в пустой постели.
В конечном счёте, раздражение обернулось гневом, который поднял её на ноги и заставил выйти за дверь.
* * *
Когда девушка шагала по коридору, что вёл из его лоджии в другую комнату, она услышала приглушенные удары, доносившиеся из глубины его покоев. Короткий металлический стук. Тихие звуки.
Тишина.
А потом тишина изменилась. Эта перемена была похожа на то, что происходит с мыслью — когда ненавязчивая идея-изыскание превращается в твердое решение.
Шаги. Они приближались.
Пульс Кестрел зачастил. Она замерла на месте. Девушка держалась за свой гнев… и каким-то образом растеряла его, когда он появился на пороге комнаты, в которую она уже вошла. Арин выглядел не так, как она ожидала. Без ботинок, куртка наполовину расстегнута. Чумазый. Небритый. Шрам полосой белел на темной коже.
Вздрогнув, он замер. А потом чуть улыбнулся. Улыбка была приятной. Это настолько отличалось от её чувств, что удивляло, как два человека, находящиеся в одном и том же помещении, могут испытывать настолько разные эмоции. Пока она думала об этом различии, для неё стало очевидно, что она уже и сама не знала, что именно чувствует.
Кестрел узнала ржавые пятна на его коже. Проще было сосредоточиться на этом. Это легче интерпретировать. Она вспомнила металлическое клацанье. Он вернулся с войны.