— Ты победил? — спросила она.
Арин рассмеялся.
— Нет.
— Что смешного в проигрыше?
— Не в этом дело. Просто… то, как ты задала вопрос, так похоже на тебя.
Она вздернула подбородок, почувствовав, как напряглось все её тело.
— Я не она. Больше не она. Я не тот человек, которого ты… — Она осеклась.
— Которого я люблю? — спросил он тихо.
Она ничего не ответила. Арин посмотрел вниз на грязные руки и потер их друг о друга.
— Извини, — сказал он. Арин сдвинулся с места, собираясь выйти из комнаты, но потом помедлил, положив палец на древесину дверного проема. — Я вернусь. — Тон его голоса, заставил Кестрел осознать, что его возвращение было очевидным для него, но не для неё, и что эта пауза возникла из-за понимания: что было очевидным для него, вовсе не столь очевидно для неё. — Через мгновение. Пожалуйста, не уходи.
— Хорошо, — ответила Кестрел, неожиданно для самой себя.
Он ушёл. Её сковала нервозность.
Кестрел не собиралась поддаваться нервозности. Этот решительный отказ помог продержаться чуть дольше. А потом: осознание — несмотря на то, как он выглядел, в нём чувствовалась своего рода доброта. Это успокаивало, и даже если Арин надеялся именно на это, Кестрел поняла, что трудно обижаться на того, кто добр.
Она все еще раздумывала над этим, когда он вернулся. Арин сменил куртку на свежую рубашку. И обулся в мягкие туфли. Лицо и руки чисто вымыл. В одной руке он держал свиток. Арин развернул его на небольшом восьмиугольном столе (изящном, с передвижными ножками; на двоих; столик для завтрака).
Свиток оказался картой.
— Мы потеряли остров Итрия, — сказал он, указывая на юг. — Он необитаем, но… — Арин прижал ладонь к столу в том месте, где бумага заворачивалась, и посмотрел на девушку. — Ты хочешь узнать об этом?
— А мне лучше не знать?
— Нет. Но тебе это может не понравиться. Мой народ воюет с твоим.
Её народ заточил её в плен. Они причинили ей боль. Она скрестила руки на груди.
— И что?
— Твой отец…
— Не говори о нём.
Её пульс вновь зачастил, застучав в ушах. Его тёмные брови приподнялись… и руки тоже. Ладони приподнялись над картой, но кончики пальцев продолжали придерживать бумагу. Кожа Арина была чистой, но ногти были обведены чёрным. Странно. Она сосредоточилась на этом. Как только Кестрел это сделала, она сразу же успокоилась. Её успокаивала сосредоточенность, чернота его ногтей показалась знакомой. По крайней мере, она могла распознать, что ей знакомо, а что нет, даже несмотря на то, что пока ещё не понимала, как это интерпретировать.
— Ты не очень тщательно вымыл руки, — сказала она.