Арин опустил взгляд на свои пальцы. Он убрал руки с карты. Бумага свернулась.
— О. — Он потёр большим пальцем ногти. — Это. На это нужно время, чтобы отмыть. — Его взгляд опустился, как ни странно, к кинжалу на её бедре, а потом Арин резко отвел его прочь, и это навело её на мысль, что он думал о сражении, в котором только что участвовал.
— Означает ли, что, проиграв эту битву, ты проиграешь всю войну? — спросила она.
— Возможно.
— Скольких людей ты убил?
Он пожал плечами. Он не знал.
— Это беспокоит тебя?
Он посмотрел ей в глаза, а потом медленно покачал головой.
— Почему? Тебе нравится убивать?
— Они хотят отобрать у меня страну.
— Значит, все-таки нравится.
— В последнее время, иногда.
— Почему?
— По многим причинам.
— Это не ответ.
— Но ты одна из этих причин, Кестрел. Вряд ли ты захочешь об этом услышать. Я боюсь, что ты вынудишь меня сказать то, что потом заставит тебя уйти.
Это дало ей время подумать. Кестрел вспомнила, как тщательно расправляла простыни, чтобы стереть своё присутствие в его комнате.
— Я не… — Слова застряли у неё в горле. Она присела на столик и уставилась на символ, вырезанный на его поверхности. Символ изображал бога. Вероятнее всего. У геранцев их много. — Я не понимаю, почему столько всего забыла.
— Ты была под воздействием наркотиков. — В его голосе осталось нечто невысказанное.
— Но ты считаешь, что дело не только в них.
Арин взял другой стул, но сел поодаль, отвернувшись от неё в сторону восточного окна, позволив девушке любоваться профилем без шрама. Пока он говорил, ей пришло в голову, что, может, и он ощущал себя двумя разными людьми, как бывает со многими, и дело не в том, насколько сильно человек пострадал, а насколько это повреждение видно.
Она изучала его. Похититель, спаситель, преступник.
Арин продолжал говорить. Кестрел стала прислушиваться. Это была, мягко сказано, страшная, нескончаемая история. Он едва делал паузу для того, чтобы перевести дыхание. Когда он описал ночь валорианского вторжения и себя ребёнком, Кестрел начала понимать, каким естественным для него стал рефлекс самобичевания. Укоренившегося. Вероломного.
«Ты причина моего попадания в заключение».
«Да».
Ей пришло в голову, что он мог незаслуженно взять на себя вину.
Ей пришло в голову, что она уже об этом догадывалась, ещё до того, как он начал рассказывать свою откровенно ужасную историю.
И что, возможно, она была жестока.
Но эти размышления — это не то же самое, что доверие. Однако Кестрел продолжала слушать. После того как он закончил рассказывать, она слушала его молчание.
Арин заговорил снова: