и тюрьмам-пересылкам: «Я начал жизнь в трущобах городских…» В общем, салатик, что надо, валивший наповал истосковавшуюся по возвышенным чувствам очередную чернокожую мадам Грицацуеву.
Я знал себе цену и был мастаком в эпистолярном жанре. На заре туманной юности пионер Лева переписывался с демократической молодежью из стран СЭВ, позже – со стажерами из Англии, с которыми знакомился на вечеринках в университетской общаге и курилках филфака. Благодаря моим письмам-завлекалочкам я попутешествовал по Европе, письмам-возваниям – оказался в Америке, письмам-сопроводиловкам – получал все свои работы и прочая, прочая, прочая… К тому же мне совсем неплохо давалась и деловая переписка. За годы иммиграции я здорово наблатыкался и изготовил сотни эпистол от себя, родителей, друзей и соседей к американским бюрократам из собеса, Службы иммиграции и натурализации, кредитных компаний, горсовета, горгаза и почты-телеграфа-телефона.
Каждое письмо приветливый делопроизводитель заканчивал какой-нибудь чувственной неформальщиной и изящным благословлением – «May God bless you»[639].
Столоначальники таяли и делали все, что от них требовалось. Что уж говорить о прекрасных незнакомках, не слышавших от своих кавалеров ничего более возвышенного, чем «живо в койку». А тут вдруг такая сладкая «любовь-морковь» от несчастного форт-фиксовского краснобая…
Девичьи сердца вздрагивали и они приезжали на свидание. «Visit» по-английски и «визит» по-русско-американски.
«Имей хороший визит», – желала друг другу русскоязычная братва, калькируя английскую фразу. Или: «Ко мне сегодня герлфренд на визит приезжает». Или: «Вчера в визитинг-руме не работал кондишен».
Мне лично это аристократичное слово и его производные нравились больше, чем его русский эквивалент «посещение». И уже тем более, чем «свиданка» со «свиданием».
Своей возвышенностью, что ли: «визит Ее Королевского Величества».
…Тюремный «дом свиданий» (попрошу не путать с тюремным «домом терпимости», о котором – позже), располагался в 10 метрах от тюремного штаба – «лейтенантского офиса». Прямо напротив «джима». То есть на самом что ни на есть центральном пятачке тюремной «площади Ленина». Около одноэтажного шлюзового строения на два входа-выхода и стоящего, как избушка Бабы-Яги, «лицом к посетителям, к зэкам задом», всегда толпились ожидавшие «визита» страдальцы.
Мальчиши-кибальчиши тщетно пытались разглядеть нейтральную зону между КПП и «visiting room»: «Не видать ли Красную армию?»
Sorry, Красну Девицу.
Как только в хрипящих форт-фиксовских репродукторах раздавалось нечленораздельное объявление типа «Inmate Johnson, 12345-678, out of unit 3638, report to the visiting room immediately»