«Он мог подумать, что я неблагодарный, забыл его!» — казнил себя тревожными мыслями Аносов.
Чтобы хоть немного отвести душу, он взял отпуск и отправился в места, где прошло детство. В пути он слегка забылся, но вот блеснули воды Камы, показались строения знакомого завода, и сердце снова болезненно сжалось. Завод выглядел серым, обветшалым, и старый дом, в котором Павел Петрович жил с братьями, теперь покосился; стёкла в окнах от древности отливали радужными затеками. Вот и скрипучее ветхое крылечко, на ступеньках которого бывало сидел дедушка. И, странное дело, как будто ничего не случилось: из-за угла вышел бодрой походкой седенький старичок.
— Павлушенька! — вдруг обрадованно закричал он.
Аносов узнал Архипа. Бобыль припал к его плечу и всплакнул.
— Нет его, родимого… Две недели как похоронили. Эх, какого человека потеряли! — вымолвил он с тоской. — Теперь черед за мной.
— Что-то рано засобирался, — силясь улыбнуться, подбодрил его Аносов.
Архип безнадежно махнул рукой:
— Где уж! Свое отжил. Под сотню подобрался. Уж годов десять не охочусь.
Старик свел Аносова на кладбище. Под двумя раскидистыми березами нашел себе последнее убежище любимый дед. Павел Петрович поклонился могиле. Долго вместе с Архипом сидели они в густой тени, слушая шелест листвы. Тихо было на кладбище, только дикие пчёлы хлопотливо возились над цветущими травами, да кое-где гомонил родник. Тоска постепенно стала проходить, и на душе посветлело. Аносову представилось, как много пришлось пережить деду невзгод и потрудиться, а теперь он отдыхает после большой работы.
— Поди, годков восемьдесят пять отжил, — тихо обронил старик. Крепкий духом был человек, а смерть сломила в одночасье, как дуб молнией! — он поднялся и скрылся в кустах.
Вскоре старик вернулся с темным корцом в руках, наполненным прозрачной студеной водой.
— На, испей, Павлуша, облегчит! — сказал он ласково.
Аносов утолил жажду. Оба они снова поклонились могиле и тихо побрели к заводу.
Вечерело, когда они вошли в пустой дом. В больших нежилых комнатах гулко отдавались шаги, в углах серыми лоскутьями висела паутина. Всюду были тлен, запустение. Аносов обошел все комнаты, с грустью вспомнил минувшую жизнь в этом доме, маленькие радости и заботы. В раздумье он вышел на крылечко, присел на скамеечке и вдруг вспомнил слова неизвестного поэта:
Рассыпалось гнездо, навек осиротело.
Забыт старинный дом, обрушилось крыльцо.
И в ночи тихие уверенно и смело
Минувшее глядит мне с горечью в лицо…
Дальше он не помнил слов: в памяти уцелели только две строки, и он с горечью проговорил их вслух: