— Ух ты, ловкий! — засмеялся Сюткин.
— Погоди смеяться, сказ еще не весь, — сурово остановил его рассказчик. — Сдал он свиную ногу перекупщику и выпил… А выпил — и в кураж вошел. Между тем денежки уже все. Пришлось вторую ногу рубить, а там, глядишь, третью. Отрубит и осиновую приделает. Через неделю, родимые, стала свинья на осиновых ногах. Потом, глядишь, и уши оборвал. Заскучал парень и решил раз во хмелю показать себя: разрубил всю свинью, продал по частям золото и забедокурил. Пил сам, весь прииск споил, бархатом дорогу укрывал, окна бил. «Чего хочу, то и сделаю!» — ломался он. Свинья хоть и золотая, а не на долго хватило: всё в трубу дымом вышло. Пришлось без похмелья на работу стать, опять на золото. И снова нищ, — яко наг, яко благ, яко нет ничего! Поглядел на свое рубище, вздохнул и говорит: «Эх, на мое горе кто-то свинью подложил… Если бы теперь попала, умнее был бы…»
— Нет, шалишь, не всегда такое фартит! Раз-два, — а весь век — нищий и каторжный! — с горечью сказал кряжистый бородач. — Ну, братцы, за работу пора! Гляди, нарядчик идет!
И опять все взялись за кайла и лопаты, и стали ворошить холодную влажную землю…
В это время поручик Фишер с конвоем казаков отвез самородок в Златоуст. Аносов внимательно осмотрел золото и велел снять точную деревянную копию с самородка, которую густо позолотили и положили на хранение в арсенал.
Павел Петрович сказал поручику:
— Этот первый в России самородок по величине пусть будет и не последним! Сегодня же отправитесь к начальнику Уральского хребта и вручите ему сие богатство.
Поручик немедленно выбыл в Екатеринбург. В горном управлении, как только узнали о редкости, сейчас же допустили посланца к генералу Глинке.
Глинка пристально смотрел на самородок.
— Да-а, велик кусок, — тихо вымолвил он. — Чего в нем больше: радостей или горя?
Он долго стоял над самородком, не в силах оторвать глаз от золота. Натешившись зрелищем, Глинка прошел в канцелярию и продиктовал приказ.
Поручик Фишер, не дожидаясь «золотого» транспорта, по этому приказу отбыл с находкой в Санкт-Петербург, чтобы лично доложить Канкрину все подробности события.
Невиданный самородок доставили в столицу и торжественно положили на крытый зеленым сукном стол. Министр склонился над матовой золотой глыбой.
Министерство опустело: кончились служебные часы. Только секретарь не уходил. Осторожно заглянув в щель, он увидел, что Канкрин сидит всё в той же позе.
«Какую страшную власть имеет золото! — подумал тщедушный чиновник. Даже сам господин министр не может наглядеться на сей презренный металл. Каково?»