Я попробовал мысленно представить покореженные и оплавленные пружины и шестерни целыми, но воображение отказывало. Закрыв глаза, минуту посидел, стараясь ни о чем не думать.
А вот теперь заново. Вот наш несчастный — сплавленный с одной стороны в единый монолит, искореженный, раздавленный, беспощадно уничтоженный. Что же могло произойти с этим, когда-то прекрасным, образцом механического искусства? Я вдруг почувствовал странную жалость, как будто увидел не просто скопище медных деталей, а больное, страдающее живое существо.
И вдруг что-то изменилось, я четко и ясно увидел висящий в пустоте механизм. Он был тем же, и не тем одновременно — пропала патина, на глазах исчезали царапины, расправлялись вмятины. Начали появляться отсутствующие детали, они были призрачными, полупрозрачными, как бы фантомными и настоящими одновременно, при этом плотно прилегали к реально существующим и явно составляли с ними одно целое.
Прошло всего несколько десятков секунд, а перед моим мысленным взором был уже не искореженный осколок, а явно целый предмет. Его форма была мне очень знакома, но я не мог поверить в то, что видел. Неужели, это… сердце?
И, как бы в подтверждение моих предположений, по нему вдруг пробежала волна дрожи, каких-то судорожных сокращений и оно забилось, забилось, как бьется настоящее, человеческое сердце. Механическое сердце, покрытое бликующим медным кожухом, сквозь его отсутствующую, призрачную половину я видел движение шестерней и шатунов, пульсацию пружин. Абсолютно искусственное, и между тем — живое.
В этом ли заключается секрет, ради которого я изучал механику? Чтобы понять, что древние люди были, не просто равны моим современникам в мастерстве, а значительно превосходили их?
Представление, меж тем, еще не закончилось. Я понял, что процессом не управляю, и мне осталось лишь завороженно наблюдать, как вокруг ритмично бьющегося сердца возникают все новые и новые детали, складываясь в столь узнаваемый силуэт — оскаленная пасть с десятками острейших зубов, мощные лапы, оснащенные длинными когтями, небольшие, относительно размеров туловища, крылья, которые вопреки всем законам аэродинамики держали массивное тело в воздухе.
Мифический зверь, который не существовал в реальном мире, воспетый бардами и сказочниками, хранитель несметных сокровищ и похититель принцесс, тут, почему-то, сделанный из пружин и шестеренок, его величество, дракон. Он изогнул шею, распахнул пасть в беззвучном рыке, глаза засветились сине-фиолетовым светом.
— А внутре у ней неонка, — видимо от шока, абсолютно некстати вспомнил я. Глаза дракончика, который был бы весьма грозным, если бы не полуметровый размер, разгорались все сильнее, их сияние вдруг стало нестерпимо ярким, залило все вокруг, затем угасло. Вместе с ним пропал и сам дракон.