Каждый молча думал о чем-то своем.
Когда чуть стемнело и долгое молчание стало уже невыносимо тягостным, кочегар Тихонов заметил:
— А что, ребята, если все это только сон, один только страшный сон и ничего этого нет?… Через минуту-две проснемся вот — и ничего этого не станет?
— Зачем же тебе ждать две минуты, когда я могу разбудить тебя сейчас, — предложил фантазирующему кочегару матрос Алябьев. — Ты подставь ухо, я тресну тебя по уху, и ты сейчас же проснешься…
А другие добавили:
— Проснешься, а перед тобой борщ со свининой, жаркое с картошкой.
— И всякая снедь… Полный стол.
— И с выпивкой…
— Слышишь? Не говори мне про борщ! — раздался вдруг не в меру гневный голос Хойды.
— Слышишь, Уваров, не говори ему про борщ. Ты знаешь, что он не любит борща даже на запах.
— Ну, если не любит борща, то пусть представляет себе яичницу с колбасой.
— Ох, суки ж вы, суки, — скулящим голосом застонал Хойда и вдвое скорчившись, отвернулся от говоривших.
— Не говорите, товарищи, глупостей, — промолвил один из матросов, пожалевший, видно, и себя, при напоминании о борще, и Хойду.
Люди умолкли, и над судном нависла вскоре жуткая, кажущаяся недружелюбной, тишина. Каким страшно далеким казалось не известно что обещающее утро этим людям.
— Ох-х, йисточки ж я хочу!.. Ох, йисточки ж я хочу!.. Мамо моя ридна, як же я хочу йисточки!
То, что Хойда заговорил, наконец, на своем родном языке, свидетельствовало о том, что переживал, вероятно, невероятные муки, нестерпимо страдал. В скулящем беспомощном вопле Хойды, неурочно раздавшемся в могильной тишине ночи, было что-то от первобытного человека, от тех далеких времен, когда человек, стихийно подавленный со всех сторон враждебно настроенной к нему природой, не раз беспомощно умирал от голода у своих шалашей, пещер или просто где-нибудь под деревом. Вопль Хойды разбудил многих, но все лежали, затаив дыхание, стараясь не показать вида даже перед собой, что они его слышали.
Ни одно живое существо в мире не способно было исторгнуть из груди своей такие звуки бессилия, как исторг их только что властелин природы — человек.
Более жалким и более страшным и беспомощным в бессилии своем, чем животное, показался в этот момент человек пугливо притихшим под одеялами людям. Жуткий, пугающий в ночной тишине вопль Хойды напомнил многим о близком конце и о том, что силы человека ограничены.
Утром, когда рассвело, многие, в том числе и Хойда, обнаружили вдруг у себя опухшие, пугающие безобразием ступни ног.
— Так это правда, значит, что люди от голода пухнут?! — с нескрываемым удивлением говорили вслух люди, рассматривая налитые кое у кого до лоска ступни.