Жизнь тут явно кипела. Мимо меня то и дело проходили, то угрюмые уставшие мужчины в засаленных рабочих куртках, то такие же замученные женщины в блеклых, застиранных платьях и чепцах. Пробегали чумазые дети, в каком-то уж вовсе невообразимом рванье.
— Эй, малыш! Подойди-ка! — ко мне обратилась женщина, лет сорока на вид, в когда-то цветастом, а теперь поблекшем, местами штопаном платье. Яркая косметика не скрывала нездоровой желтизны кожи, набрякших мешков под глазами, и общей обрюзглости некогда красивого лица. — Иди, иди, покажу чего.
— Дора, прекрати, — молодая девушка, почти девочка, стоящая рядом, тронула женщину на плечо, — что ты от него хочешь, это же ребенок.
— Ах, Молли, да что же ты за дурочка. Ребенок, не ребенок, какая, к черту, разница? — она снова повернулась ко мне, — ну же, глупенький, подойди.
Женщина не показалась мне опасной, да и на улице было полно людей, поэтому я смело подошел.
— Ах, ты мой хороший. Смотри, Молли, какая на нем курточка богатая, — она протянула руку с неровно обломанными, грязными ногтями, и начала щупать материю. — Маленький господинчик, а?
— А денежки у тебя есть, малыш? — женщина внезапно, резко наклонившись, прошипела мне в лицо, — денежки есть? А? Смотри, что покажу за денежки! — отпустив мою куртку, она внезапно обхватила свою немаленькую, почти полностью оголенную грудь двумя руками, приподняла и практически ткнула ее мне в нос, напоследок пахнув какой — то кошмарной смесью застарелого пота, гнилых зубов и приторно сладких духов.
— Дора, хватит! — из оцепенения меня вывел голос Молли, которая дернула ее за плечо, заставив отшатнуться.
Я отскочил на три шага. Не то, чтобы я испугался, нет. На меня внезапно нахлынуло чувство невероятной брезгливости, захотелось вымыть руки, а еще лучше, принять душ.
— Беги, беги, трусишка! — Дора хрипло захохотала. Ее вялая грудь колыхалась, словно желе. — Недолго ты тут пробегаешь, такой чистенький и красивый!
Молли молча грустно смотрела на меня. Я вдруг поразился пронзительной красоте этой девушки. Бледная, почти прозрачная кожа, печальные серые глаза, слабый, еле заметный румянец. Изящная шейка, тонкие запястья, нежные пальчики — она казалась хрупким цветком, каким-то чудом выросшим посреди заросшего бурьяном пустыря.
— Уходи быстрей, — тихо сказала она.
Я развернулся, и пошел дальше. Настроение испортилось окончательно. Мир, в который я попал, мне откровенно не нравился. И проблема не в том, что я ожидал каких-то чудес и розовых фантазий, отнюдь. Просто он был до того реален, и при этом, настолько откровенно страшен и враждебен, что хотелось проснуться.