Токсикоз давно прошёл, уже и животик стал оформляться, беременность она переносила легко, шитьём занималась, много и свободно гуляла по кедровнику, снимала белок, бурундуков и шишки собирала самые крупные, упавшие с вершин. И ещё забаву себе придумала: щёлкала орехи и скармливала Прокоше. Почти насильно высыпала, вдавливала ему в рот целую горсть зёрен, и он молча ел, трогая губами её ладошку. Жене было щекотно, ему — радостно.
А тут после этого сна с Рассохиным муж озаботился, будто видение подглядел или почуял её тревожность. И сам спросил:
— Не отпускает?
Женя вмиг догадалась, о чём речь, и как-то просто прижалась:
— Держит.
И весь был сказ. Но Прокоша собрался в дорогу сам, пестерь с припасом приготовил и ей отстиранную штормовку и брюки подал. Женя переоделась в походное, вышли на улицу, там уже сват Христофор в своём лешачьем образе, с пестерем и рогатиной за плечами. Как-то подозрительно глянул, хмыкнул, но сказал не о том, что подумал:
— Прямицей двинем.
— Куда мы идём? — спохватилась Женя.
— Дак к Рассохе в гости! — вместо него весело отозвался леший.
— К Рассохину? — она в первый миг даже растерялась.
Муж смотрел выразительно, и она по глазам прочитала: Прокоша делает это ради неё, чтоб душу умиротворить, чтоб в том, очужевшем миру не осталось ничего, что может сниться, манить, напоминать прошлое. Прочитала всё это и ощутила толчок благодарности к нему.
— Сам-то ведь не уйдет, — пояснил Христофор. — Будет, как телок, всю зиму колобродить, ровно матку потерял.
— А он где-то близко?
— В урочище у Сухого залома отирается.
Женя не знала, где это, да и неважно было. Главное, она услышала: Стас не уволился, не уехал, не ушёл с Карагача, а всё лето ищет её! От этой мысли возникли смутные чувства: вроде, приятно, льстит самолюбию, но и плохо, жалко стало Рассохина.
— И мы его там найдём? — спросила она у мужа.
— Да как не найдём? — опять встрял леший. — Конечно, найдём.
— Что же я ему скажу?
— Чтоб отпустил, — посоветовал Прокоша.
Накануне целый день дождик моросил, в туго обложенном низком небе и просвета не было, а тут с утра солнце, воздух тёплый, прозрачный, как случается в начале осени, — последний проблеск уходящего лета. Идти было легко, тем паче вместо кирзовых сапог Прокоша мягкие бродни ей сшил из вымороченной в дёгте лосиной шкуры, они на ногах не ощущаются и не текут. Пошли на восток — в ту сторону, куда Женя пыталась бежать ещё в первый раз, без дорог и тропинок. Огнепальные возле скита старались не оставлять следов, чтоб не натаптывать стёжек — всякий раз по новому месту ходили. Болота за лето просохли, на лесистых гривах трава выросла по грудь, и если путала ноги, Прокоша подхватывал жену на руки и нёс, пока луговины проходили. Иногда забывался и вовсе на землю не спускал, хотя можно было и самой идти. А ей опять было так хорошо, что наваливалась дрёма, как во время похищения. Она радовалась тому, что это состояние повторяется, напрочь забывая, куда они идут и зачем. Впрочем, на его руках Женя вообще забывала обо всём на свете.