Лагерные насельницы, спровадив мужчин на другой берег, затворили окованные ворота и, видимо, изготовились к долгой осаде. Прятались поспешно, по тревоге, ибо на огородах, устроенных прямо вдоль ограждения по косогору, остались недокопанные грядки, брошенные лопаты, грабли, носилки с торфом и пустые вёдра. А слева от ворот, по чистому луговому склону, стояла пасека, ульев эдак на двести: крашеные разноцветные колодки, словно детские кубики, были рассыпаны даже под кедровником. И здесь виднелись следы поспешного бегства: брошенные на землю белые халаты, накомарники, ящики с инструментом, и даже на крайнем улье стоял дымарь, из сопла коего ещё курился дымок. В общине каким-то неведомым образом получали информацию, что должно произойти в ближайшие часы. Словно разговор с Гохманом подслушали, чего, в принципе, быть не могло. Или научились у молчунов предсказывать будущее...
В небе над лагерем амазонок кружило множество ласточек. Сначала показалось, что это обыкновенные береговые, то есть стрижи, но когда Стас причалил к деревянному пирсу, то увидел на растянутом по воздуху кабеле типичных городских длиннохвостых и незабвенно щебечущих. Зона оказалась благоустроенной: в воде стоял насос, и толстый шланг змеился к воротам.
Облас на старице был замечен и одинокий гребец опознан, поскольку едва Рассохин ступил на плавучий причал, навстречу ему вышел Галицын, весёлый, улыбчивый, как ясашный, однако при этом с видом решительным и воинственным.
— Ты один? — спросил, однако, озабоченно. — А где же спутница?
— Отослал домой, — на ходу соврал Стас.
— С участковым?
— С кем же ещё?
И по тому, как старый опер сразу же поверил, стало ясно, что в лагерной общине хоть и получают откуда-то информацию, но неполную, и ничего не знают о приходе на Гнилую супружеской четы молчунов, и о том, что Лизу увели на встречу с матерью. Скорее всего, в Усть-Карагаче сидит свой человек в администрации и предупреждает по телефону о грядущей опасности для общины. Если область на ушах стоит с приездом уполномоченных какого-то ЦК, можно представить, что творится в районном посёлке — вот и все предсказания.
— Это правильно, — одобрил полковник, вытащил облас на бревёнчатый причал и на правах гостеприимного хозяина взял рюкзак. — Меньше ушей и языков.
Стас вначале и внимания не обратил на его последнюю реплику, но когда миновали железную калитку и решётчатый накопитель у входа, не увидел, а почуял, что в лагере пусто. Территория оказалось ухоженной, возле бараков даже клумбы с цветочками, однако повсюду витал неистребимый дух тюрьмы, неволи, зоны. Он исходил не только от высокого забора, многоярусных спиралей колючей проволоки и противопехотной «путанки», уложенной вместо контрольно-следовой полосы по всему периметру. Катаржанским духом был насыщен кисловатый, спёртый воздух, замкнутое пространство, словно вырванное у мира высоким ограждением, и даже звуки, особенно мерзкий крик кедровок и щелчки сохранившихся автоматических замков, заботливо ухоженных и смазанных.