На следующий день я «не очень хорошо себя чувствовала», и через день тоже, и еще один день. За полнедели я порядком изнервничалась, потому что Александр слал мне длинные сообщения, звонил, перезванивал, потому что я не брала трубку, и писал спросить, почему я не поднимаю. Я отговаривалась болезнью – хотя, по правде, все дело было в том, что для меня все просто шло слишком быстро, меня смущал этот поток сообщений, вопросы с двойным смыслом и какие-то туманные перспективы будущего, в которых, мне казалось, начинает проступать моя фигура. Я привыкла к ленивым свиданиям раз в пару недель, к тому, чтобы не спеша вносить ясность в то, зачем эти встречи происходят, – а Александр прислал мне фото машины, которую собирался покупать вместо нынешней, и спросил, устраивает ли меня такая машина для вечерних катаний по Москве, когда станет холодно. Это было очень intense[25]. Слишком intense. И одновременно мне ничего не было понятно: я не знала, как к этому относиться и как к этому относится Александр. В конце концов, я собиралась уезжать меньше чем через месяц, и он знал об этом.
– Мона, привезти тебе что-нибудь? Лимоны, варенье, что-нибудь вкусное? Фильм для вечернего просмотра? – писал он.
– Большое спасибо, у меня все есть, – строчила я в ответ, – ко мне приехала тетя и все привезла.
На самом деле я только что вернулась домой и лениво перебирала книги в дедушкиной библиотеке, раздумывая, что бы почитать. Меня и расстраивало, и злило, что теперь я, вместо того чтобы просто гулять по Москве, солнечно улыбаясь незнакомым людям, и безмятежно читать книжки за столиками под солнцем, постоянно думаю об этой переписке и об авторе этих сообщений; о том, что все не совсем понятно и я как будто испытываю чувство вины, хотя и не могу объяснить почему.
Через несколько дней, вместо того чтобы устанавливать между нами meaningful connection[26], сообщения, приходившие каждые пятнадцать минут, окончательно поселили во мне панику. И к вечеру субботы, когда мы, наконец, встретились около дворца на Яузе, я уже была на взводе. По пути я тридцать раз пожалела, что не отказалась от встречи, а когда за десять минут до назначенного времени меня настигло сообщение «Жду не дождусь встречи…» – каждая из трех его точек отозвалась у меня в груди, не давая, не пуская, не разрешая мне дышать.
Нет, мне нельзя было это делать, зачем все это было? Я чувствовала, что у меня начинают дрожать руки и что еще немного – и я расплачусь. Я приехала в Москву, чтобы спокойно прожить лето, чтобы не ввязываться в переживания и ни в коем, ни в коем случае не выходить на эту тропинку, где начинаются чувства, привязанности и все, что может снова грозить мне сбоем. Но в любом случае я уже была в пути, я дала обещание, и поэтому сегодняшний вечер нужно было пережить.