Теперь он шёл в противоположную от комендатуры сторону, время от времени оглядывая бредущую по улице пёструю толпу, выискивая недремлющее око наружного наблюдения. Но либо слежка была организована слишком умело, либо её не было вообще.
Итак, ещё три часа назад он считал себя ходячим мертвецом, за которым повсюду таскается навязчивый кошмар, без спросу приходящий из прошлого. Казалось, что любое воспоминание о шести годах службы в Спецкорпусе может вызвать лишь всплеск отвращения; казалось, что нет такой силы, которая заставила бы его выбраться из той ямы забвения, куда он старательно погружался три последних года; казалось, что жизнь давно закончилась, что физическая смерть — лишь пустая формальность, которая не стоит даже того, чтобы к ней готовиться; казалось, что вечность, наполненная то ли покоем, то ли страданием, уже плещется у самых ног. И вот — только одна фраза, сказанная как бы невзначай, разрушила эту иллюзию. Только одна фраза, сказанная вовремя… Вдруг оказалось, что на самом деле уже нет ни той привычной ноющей боли, от которой всегда знаешь, где расположена душа, ни страхов, которые уже казались родными и домашними, — на самом деле они давным-давно отвязались, а он, видимо, просто проспал этот торжественный момент. То, что действительно было, — это заботливо взращенная жалость к самому себе.
А может быть, не ходить никуда? Борода отрастёт, одёжка поизносится, за место на пляже со счёта капает автоматом — до поздней осени крыши над головой не потребуется… А если вдруг станет совсем невмоготу, можно пуститься вплавь к ромейским берегам — всего-то полторы тысячи вёрст, а если вертолёт пограничной стражи углядит нарушителя священных рубежей, значит, и того ближе — до дна на шельфе не больше сотни аршин…
Он поймал себя на том, что уже несколько минут смотрит на щербатую каменную кладку стены акрополя древнего ахайского города Пантики, из-за которой торчит шпиль новенькой часовни Поминания Погребённых Водами. Шальная мысль возникла внезапно, и не было особых причин, чтобы ей противиться. Он продвинулся вперёд на несколько шагов и ощупал ладонями выступы изъеденного временем камня. Вспомнился ночной штурм форта Гранда-Брохо на Бандоро-Ико, где засели последние противники законного президента Рокко Маро. Штурма, по сути, и не было — рота Спецкорпуса ночью поднялась по такой же вот стеночке, а наутро ей осталось только изобразить почётный караул для мёртвых врагов и конвой для пленных.
Нет, всё-таки с головой в порядке далеко не всё… Онисим отвлёкся от воспоминаний, когда уже висел над землёй на высоте полутора десятков аршин, внизу собралась толпа зевак, а из узкого переулка выруливал экипаж Службы Спасения. Интересно, что или кого они собрались спасать — придурка, который полез на памятник архитектуры, или сам памятник, который, по слухам, за последние две тысячи лет и так успел выдержать более семидесяти штурмов? В самом деле, цепляешься за выбоину и не знаешь, от чего она возникла — то ли от булыжника, брошенного согдийской катапультой, то ли от ромейского чугунного ядра. Но в любом случае следует поторопиться — столько времени старательно избегал всякого внимания к собственной персоне и вот на тебе — выпендрился: устроил цирк перед курортной публикой, разве что шляпу для подношений внизу не оставил… А может быть, спасатели как раз для того и прибыли, чтобы спасти сборы от представления, а потом вычесть сумму податей и стоимость амортизации памятника архитектуры?